Новый элемент

Шум. Шёпот. Неприятный писк. Где-то вдалеке шаркающей походкой туда-сюда сновали непонятные существа. Они переговаривались, многозначительно мычали и делали писк то громче, то тише, заставляя неосознанно морщиться. Всё тело ломило от долгого неподвижного состояния, а в горле пересохло так что, когда я попытался что-то сказать, наружу вырвался лишь тихий неприятный хрип. Непонятный белый свет бил по закрытым глазам и отзывался неприятной стучащей болью в висках. Как же хотелось, чтобы стало тихо…

Кое-как разлепив тяжёлые веки, я сощурился, отворачиваясь в сторону, чтобы не сжечь сетчатку глаз, и болезненно сморщился от резкой смены положения. Где-то в затылке стучала пульсирующая боль.

– Наконец-то вы пришли в себя, – произнесла возникшая из ниоткуда маленькая медсестра. – Как вы себя чувствуете, МП-428?

–Что произошло? – просипел я, закашлявшись и с благодарностью приняв стакан с водой из маленьких рук.

–На презентации нового изобретения для хранения атомной энергии устройство взбунтовалось против Артемия Денисовича, а потом чуть ли не разрушило всё здание. А когда вы подбежали к нему и прижали к себе, случился взрыв. Все думали, что вы пожертвовали собой ради остальных. Только потом оказалось, что вас практически не задело. Вы всего лишь потеряли сознание. Никто пока не разобрался с тем, что это было, почему и как машина создала фиктивный взрыв, но теперь ни у кого не осталось сомнений, что создатель именно вы.

–А что Гладков? – слегка помедлив, поинтересовался я. – Что с ним случилось?

–После этого скандала началась внутренняя проверка, – ответила девушка. – Ничего толком неизвестно, но ходят слухи, что его уже уличили в промышленном шпионаже. Уже готовятся документы по исключению его из мирового сообщества инженеров и парочка судебных исков. Иностранные спонсоры свою причастность отрицают.

Я неопределённо кивнул и, повернув голову, уставился в окно, за котором колыхались такие редкие сейчас деревья. Смотрел на сотни листочков и думал обо всём на свете. О том, что Гладков опозорен на всю жизнь. Что за свою алчность и тщеславие он изгнан отовсюду, а на его имени теперь навсегда запечатлено кровавое клеймо. Что ж, если он украл и первое изобретение, то сейчас он получил по заслугам. Думал о несуществующем взрыве, который случился из-за нестабильности металлической оболочки. Я точно видел разлом на корпусе устройства и видел, как оттуда струятся лучи урана. Тогда оставался вопрос, почему меня не убило взрывной волной? Обычно радиус разрушения охватывал целый полигон, если не несколько, но в этот раз он, по слухам, даже не уничтожил сцену. Так что же тогда произошло? Почему на мне нет ожогов и шрамов? Лишь поперёк носа чувствовалась маленькая выемка, которой раньше не было. Что ж…это то, над чем мне предстояло поразмышлять.

Только вот у «благодарной» публики, жаждущей знать имя своего нового героя, было немного другое мнение на этот счёт. Стоило мне выйти из палаты, на её пороге показался директор предприятия, схвативший меня за руку и потащивший сквозь толпу неожиданно набежавших журналистов. Они задавали вопросы, кричали что-то мне в спину и щёлками затворами фотоаппаратов, а я лишь продолжал растерянно улыбаться и оглядываться по сторонам.

Михаил Сергеевич извинялся, смущённо улыбался, неосознанно поправляя галстук, и тряс мою руку. Он обещал разобраться с Гладковым, обещал предоставить долгосрочный отпуск и новый, более современный кабинет. Спрашивал о моём самочувствии и снова извинялся, говоря о том, что в ближайшие несколько дней было бы неплохо провести повторную презентацию, чтобы восстановить имидж компании. На мой осторожный вопрос о инопланетных элементах моего изобретения он лишь махнул рукой и бросил короткое «разберёмся».

Следующий немного бесконечный день я помню с точностью до миллисекунды. Вот я выхожу на пьедестал с отремонтированным за ночь устройством и трясу им в воздухе, посмеиваясь над пригнувшимися людьми. Вот мне пожимают руку и передают дурацкую картонку с несколькими нулями, вот мы поворачиваемся для общей фотографии, вот щёлкает вспышка. Вспышка, со щелчком которой в моей голове неожиданно рассеялась, открыв мне чёткий и изящный профиль молодой, улыбающейся девушки. Брюнетка с большими, словно океан, голубыми глазами мягко склонила голову вбок и, притянув ладони к сердцу, беззвучно прошептала: «Я горжусь тобой, Паша».

В ту же секунду я бросил взгляд на своё предплечье, заметив на нём округлые буквы, которые складывались в имя: Павел Меркулов. Не было больше невзрачного номера и безымянности, не было непонимания и странноватого тумана. Были лишь счастье и эйфория, ликование и совершенно искренняя радость.