Новый год в октябре

– К защите, парень. Пока ты плескался в морской водичке, добрый дядя провернул все дела. Итак, первого сентября прошу вас к барьеру, сэр. А сегодня ко мне. Пора начинать репетиции. Времени у нас в обрез. А дел до подбородка. Не присесть. Присядешь – хана, захлебнешься. Усек?

– Й–есть! – весело отозвался Прошин. – Й–есть, господин генерал! Подготовку к параду начинаем. Сапоги вычищены, мундир выглажен.

– Болтун, – добродушно хмыкнул Поляков. – Как отпуск–то прошел, поведай…

– Командировка.

– Я говорю: как отпуск?

– Замечательно! – сказал Прошин. – Солнце, море, никаких лабораторий, нервотрепок, диссертаций, одна только мысль: подстрелить крупную камбалу. А действительно… что остальное?

– Подстрелил?

– Была возможность, но вот ружьишко не захватил…

– Жалеешь?

– Кого?

– Кого–кого… Что не подстрелил…

– Да бог с ней, пусть живет.

Глава 8

В институте о смерти Ворониной знали, и Прошину многократно и скорбно пришлось пересказывать историю ее гибели и в кабинетах начальства, и на лестничных площадках, и в лаборатории, где женщины утирали слезы, а мужчины угрюмо вздыхали и говорили: «Вот так–то… И вся наша жизнь так…» В конце концов он необыкновенно устал от объяснений, поддержания постной гримасы на лице и напряженных бесед.

У себя в кабинете он перевел дух; снял пиджак, выпил бутылочку минералки, включил телевизор.

И тут к нему пожаловал Ванечка.

- Здрас-сьте, - выгибая и распрямляя спину, начал он. – Вернулись? О, вы так загорели…

Прошин недовольно посмотрел на него.

- Я на минуточку, - мгновенно среагировал тот. – Я хотел…

- Где отец?

- Болеет. – Ваня присел на стул. – Мотор барахлит. Это у него… как? – стенокардия, во! А я… хе-хе… в институт поступал. Технический. Два балла недобрал… Такой конкурс!

Застрекотал селектор. Звонил помреж, требуя объяснительной записки относительно «внезапного инцидента», как он квалифицировал гибель Наташи.

Прошин слушал его, косясь на Ваню.

Цель его плутовского визита угадывалась без труда. Ваня пришел просить о звонке декану или иному влиятельному лицу с просьбой принять в институт обойденного судьбой юношу.

«Позвоню, - подумал Прошин. – Подлец растет, но отказать неудобно… Да и выгонят его к тому же через полгода за неуспеваемость. Дурак же… Дебил. Нет, не выгонят. Это – моя производная, а такие дерутся за жизнь грубо, нахально, до последнего… И вылезают. Несмотря ни на глупость свою, ни на умных людей, не умеющих расталкивая очередь руками, первыми заскакивать в вагон и занимать место поудобнее, у окошечка. Не позвоню.»