Новый год в октябре

– Любуетесь на индустриальные выхлопы? – Лукьянов указал палкой на городскую панораму. – Знаете, я тоже смотрю и понимаю Романа. Не зря ему хочется рвануть подальше от города. Здесь, на этой горке, мы как белые медведи в бассейне зоопарка. Кстати, хлорированном. А он хочет туда, где торосы, а не «горки здоровья». Ну, вы катайтесь, – подтолкнул он вмиг оживившихся ребятишек. – Но осторожно… С середины… Вы слышите? – А те уже летели вниз, лихо огибая вспучившие трассу бугры в темных подпалинах оголенной смерзшейся почвы.

« И ведь в этих детях, в заботах о них, для него смысл! – Прошин с любопытством, будто впервые, осмотрел Лукьянова с ног до головы. – Или всего лишь иллюзия смысла? А вдруг и я приду к тому же? Или горько раскаюсь в вакууме старческого одиночества? А ведь пока есть время…»

– Они вымотали из меня все нервы! – поделился Лукьянов, перчаткой отирая лоб. – Кстати, вы поосторожнее, снега мало… Вон напоминание для лихачей… – Кивнул на противоположный холм. Высившуюся там полуразрушенную часовенку окружало заброшенное кладбище. Снежная вата свисала с покосившихся крестов; вороны, притихнув от холода, жались друг к другу на гнилых могильных изгородях.

– Птички и те сегодня не каркают, – сказал Прошин. – В вас заложен потрясающий талант предостерегать людей, одновременно портя им настроение.

– Предостережение – суть проявления доброжелательности, – сказал Лукьянов. – А у меня к вам разговор… Не знаю, уместен ли, поскольку связан с работой…

– Бога ради. – Прошин захлопнул «лягушку» крепления и нетерпеливо притопнул лыжей.

– Вы… оказались неправы в отношении многоячеечного датчика, хотя ссылались на медиков. Я все выяснил.

– Да? – растерялся Прошин.

– Да. Сканирующий датчик гораздо удобнее.

– Слушайте, – сказал Прошин мрачно. – И запоминайте. Первый вариант представляется мне, руководителю, вполне приемлемым. И точка. – Он натянул очки, и в мире отделенном от глаз желтой пластмассой светофильтров, будто вспыхнуло еще одно солнце. – И вообще, – прибавил примирительно, – не портите себе нервы. Их нигде не ремонтируют. – Он приветственно поднял ладонь и ринулся вниз.

Сабельно засвистели стальные канты лыж, рассекая снег на виражах, упругая синева воздуха ударила в лицо звенящей живительной свежестью, замерло сердце от скорости, и захотелось с восторгом обнять этот холодный, светлый мир, в одно мгновение открывший суть остраненного чуда жизни.