Новый Мир ( № 1 2002)

Между “Интимом” и “Пианисткой” достаточно много общего. Это картины одного уровня, сделанные крупными режиссерами, не замеченными доселе в склонности к любовным историям. Обе — экранизации современной прозы (“Интим” — по мотивам рассказов Ханифа Курейши), в обеих литературная основа подверглась радикальной переработке. “Пианистка”, действие которой происходит в Вене, снята австрийцем, но на французском языке, с французскими исполнителями (Изабель Юппер, Анни Жирардо, Бенуа Мажинель); “Интим” — французом Патрисом Шеро, но в Лондоне с английскими и англоговорящими актерами (Керри Фокс, играющая главную роль, — австралийка). Использование “чужого языка”, языка другой культуры, подчеркивает универсальность представленных на экране коллизий. Кроме того, в обоих фильмах действуют люди, так или иначе причастные к искусству (состоявшиеся или несостоявшиеся музыканты, актеры и проч.), что вводит мотив самореализации человека внутри наличной культуры. Так что love story в обеих лентах перерастает рамки мелодрамы, житейского частного случая и превращается в инструмент исследования современного бытия.

Но в “Пианистке” есть по крайней мере шокирующая, провокационная фабула, есть кровавые эпизоды, где героиня — профессорша Венской консерватории — режет себя бритвой или подсыпает в карман ученице битое стекло... Есть аура пугающей экстремальности, которая по определению не может оставить зрителя равнодушным. “Интим” же сделан буквально из ничего. Фильм построен на ситуации банального адюльтера, так что шокирует здесь разве что физиологическая откровенность постельных сцен, а также несоответствие внешних параметров занятых в них актеров традиционным стандартам порно- и шоу-бизнеса. “Ах, у нее целлюлит! — говорят зрители. — А у него лысина! Фи!” Они готовы смотреть любую порнуху, но только чтобы было “красиво”. А если “как в жизни”, то это — верх непристойности. Провокационный ход Патриса Шеро заключается в том, что секс на экране полностью избавлен от товарной, коммерческой “упаковки”; человеческая плоть предстает в своей обнаженной, “стыдной”, трагической уязвимости.