Ты рассказал бы мне, как ты скучаешь там,
Или не скучно там, и, отметя полову,
Точнее видят смысл, сочувствуют слезам,
Подводят лучшую, чем здесь, под жизнь основу?
Тогда мне незачем стараться: ты и так
Все знаешь в точности как есть, без искажений,
И недруг вздорный мой смешон тебе — дурак
С его нескладицей примет и подозрений,
И шепчешь издали мне: обмани, приляг,
Как я, на век, на два, на несколько мгновений.
Кто с чем
Омри Ронену.
Мандельштам приедет с шубой,
А Кузмин с той самой шапкой,
Фет тяжелый, толстогубый
К нам придет с цветов охапкой.
Старый Вяземский — с халатом,
Кое-кто придет с плакатом.
Пастернак придет со стулом,
И Ахматова с перчаткой,
Блок, отравленный загулом,
Принесет нам плащ украдкой.
Кто с бокалом, кто с кинжалом
Или веткой Палестины.
Сами знаете, пожалуй,
Кто — часы, кто — в кубках вины.
Лишь в безумствах и в угаре
Кое-кто из символистов
Ничего нам не подарит.
Не люблю их, эгоистов.
* *
*
Я их знаю, любителей самых
Мрачных выводов: жизнь не мила.
Что же надо им в сплетнях и дамах,
Звоне рюмок и блеске стола?
Почему они вина смакуют,
Руки так потирают, скажи?
Тем мрачнее скорбят и тоскуют,
Про обман говорят, миражи.
Мне бы так, как они, разбираться
В табаках и сортах коньяка
И в меню глубоко погружаться,
Про себя улыбаясь слегка.
Между прочим, немецкий философ,
Пессимизмом смутивший свой век,
Тоже в жизни вальяжен и розов
Был и благ не чуждался, и нег.
Я их знаю, любителей фразы,
Спекуляций на горе и зле,
Но цветок полевой, желтоглазый
Значит больше на этой земле
И в несчастье скорее поможет,
Так на летнее солнце похож.
С обобщеньями он осторожен,
В философские дебри не вхож.
Высоцкий
Начало см. “Новый мир”, 2000, № 11, 12.
Полностью книга выходит в серии “Жизнь замечательных людей” издательства “Молодая гвардия”.
СВОЯ ЗАГРАНИЦА
Год семьдесят третий начался для Высоцкого с написания последних песен. Последних — не в буквальном смысле, конечно, — зачем торопиться туда, куда мы все равно приедем? — а в плане жизненно-композиционном. Сколько имеется уже в наличии песен и стихов? Триста? Четыреста? Статистикой заниматься некогда и неохота — дело не в количестве, а в результате.
Насчет театра наступила полная ясность. Он из него уходит — в душе заключает такой тайный договор с самим собой. То есть играть он будет — сколько хватит терпения у него и у Таганки. И играть честно, по-другому просто не получится, на ослабленном нерве, с прохладцей ничего делать ему пока не удавалось. Но сердце совершило выбор между двумя страстями — слово теперь важнее игры, поэт стоит впереди актера: