Новый Мир ( № 1 2009)

[1] В прекрасной послесловной статье Ирины Сурат «Между жизнью и текстом (Фор­мула трещины)» желающие могут найти сведения об истории создания романа и путеводитель по его тексту.

 

[2] Английский инициал в русском тексте транскрибируется как «Э.», будем считать, что это, к примеру, Andrew, двойную английскую псевдофамилию рискую перевести как «Усталый Дознаватель» (вторая ее часть из первоначально сленгового словца постепенно доросла до пометки разг. и стала означать что-то вроде «ученого эксперта»; я предпочла слово, слегка отдающее УПК, но намекающее на самодеятельные гносеологические усилия подставного автора).      

 

[3] Маленький экскурс. «Laughter in the Dark» — название англоязычного варианта «Камеры обскуры» — у нас обычно переводят как «Смех в темноте». Бьюсь об заклад, что надо бы «Смех во тьме» — каламбурная перелицовка «света во тьме»: название пришло Набокову в голову сначала по-русски!

 

[4] А вот Чехов, не писавший романов, тоже попытался обратиться к «роману в рассказах» (триптих «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви»). Жанры практически бессмертны, это и Бахтин показал.

 

 

Перебирая времена

Александр Кушнер. Облака выбирают анапест. М., «Мир энциклопедий Аванта +», «Астрель».  2008, 96 стр. («Поэтическая библиотека»).

 

Больше тридцати лет назад Александр Кушнер написал стихи, которые стали песней и в конце концов сжались до афоризма: «Времена на выбирают, / В них живут и умирают». Афоризм этот знаком едва ли не всем читающим по-русски хотя бы что-нибудь, кроме вывесок и этикеток, но следующие строки помнят немногие. А в стихотворении сказаны весьма жесткие слова: «Большей пошлости на свете / Нет, чем клянчить и пенять. / Будто можно те на эти, / Как на рынке, поменять».

Кушнеру выпало жить и в самые мрачные десятилетия XX века — в 1956 году ему было 20 лет, — и во время робкой, едва проклюнувшейся и тут же испуганно замершей надежды, и когда время стояло (лежало) почти недвижно (тогда и были написаны знаменитые строки). Это мужественная позиция. Но из этого не следует, что поэт эти времена принял такими, какие они есть.

В рецензируемой книге много примеров своего рода побега — и не только из своего времени, но из пространства и формы. Книга дает много поводов для разговора о пространственно-временном протеизме Кушнера, о его привязанности к метаморфозе и анахронизму.

Как у всякого человека моего поколения, регулярно читающего стихи, у меня есть личная, сложившаяся десятилетиями кушнеровская антология. Когда я мысленно перелистываю ее страницы, то постоянно встречаю античные сюжеты. Кушнер всегда ищет и находит возможность контакта с греками и римлянами. И оказывается, что не только поэт из настоящего вопрошает грека, но и грек всматривается в темноту и непроявленность будущего и прикасается к сегодняшнему дню.