Новый Мир ( № 1 2009)

Основным методом пересечения реки времен для Кушнера является анахронизм — намеренно и постоянно используемый прием. Поэт видит в музее обол, и эта плата Харону застревает в настоящем. Поэт беседует с бюстом Гальбы и боится заразиться от него неудачей. Ахилл по телефону узнает о смерти Патрокла. В рецензируемой книге такое отношение Кушнер выстраивает с Архилохом:

 

И, склонясь, очищает свой плащ от репья,

И в волненье любуюсь им издали я,

И, кто знает, в блокноте моем

Иногда, может быть, в полусне забытья

Он царапает что-то копьем.

 

Я смотрю на Архилоха, но и он догадывается обо мне. Так строится пересечение времен и рождается единое вертикальное время, в котором все времена окликают друг друга, и средством этой коммуникации оказывается их причастность к поэзии — вечно звучащей струне: Архилох коснулся ее — и я слышу его, но когда я касаюсь струны, ее звук будит Архилоха.

Так происходит, например, в стихотворении «Барельеф».

 

Эти воины с лицами злыми…

Обойди стороной барельеф.

Есть опасность быть схваченным ими,

Увернуться от них не успев.

В лучшем случае, вдруг поменяться

Кто-то местом захочет с тобой —

И придется тебе притворяться

Столь же грозным, поставленным в строй.

...........................................

А беглец, обманув ротозея,

Сослуживцам своим подмигнув,

Посетителем станет музея

И присядет на маленький пуф.

 

Но при пристальном вглядывании в ткань времен они оказываются очень разными, и если раньше Кушнер очень жестко высказывался о тех, кто «клянчит» другие времена, теперь он признает: «А кроме того, кошмары // В виде войн, эпидемий, бессмысленных революций, / Выбирая одно поколенье, щадят другое. / Предсказания лгут, и, увы, никаких инструкций. / Этим гиблое выпало время, а тем — благое». Так, значит, есть смысл «клянчить»?

 

Тому, чья жизнь пришлась

На два тысячелетья,

Кивают, золотясь,

Созвездья и соцветья.

Он Августу под стать

В плаще его багровом,

И он свой век назвать

Не вправе мотыльковым.

Одной ногою в том,

Другой ногою в этом,

Он звездами ведом

И нравится планетам.

И как бы жизнь его

При этом ни сложилась,

Он ей, как божество,

Оказывает милость.

Немного коньяка

Плеснув на дно бокала,

Он пьет за все века,

Присев к столу устало.

И бледный, как дымок,

Сумев к стеклу прибиться,

Взирает мотылек

С восторгом на счастливца.

 

«Блажен, кто посетил сей мир». Тютчев окликает Цицерона, Кушнер — Августа.

Был домоседом, всю жизнь прожил в одном городе, а сменил страну, эпоху, тысячелетье.