Новый Мир ( № 4 2002)

Медленно слабеть и угасать —

Погружаться в темный водоем...

Никому уже не рассказать,

Как нам вместе хорошо с тобой!..

Как нам вместе плохо!.. — В полумгле

За руку держаться под водой...

Так и не бывает на земле!..

Так беспомощна твоя рука!..

И моя — беспомощна в ответ. —

И колеблется издалека

Радужная пленка прошлых лет...

Это спасительно нежно сказано: “В полумгле / За руку держаться под водой...” Произносящий эти слова — бесконечно далек от человека, допрашивавшего себя: как? почему? зачем? где взял? Словно самоочевидность настигшего поэта чувства выявила некорректность ставившихся ранее вопросов. Некорректность, исключавшую любую возможность не то что нахождения — даже поиска ответа в нужном направлении.

Рефлексия переполняет все три книги Дениса Датешидзе, однако в последней власть ее над сознанием поэта ослабевает. Минуты тоски и безвременья чередуются теперь с мгновениями “нестерпимого сияния” (Ходасевич вспоминается здесь не случайно, он едва ли не главный вдохновитель нашего автора); герой освобождается от ограничивавших его пут рефлексии, лирический язык развязывается:

Может быть, совсем не важно, где я?

К смерти и готов, и не готов,

Я — на свете. Глупая затея

Вырваться... Случайный город Псков,

Движущийся в забытьи, зеленый,

Вместе с небом взглядом обниму...

— В некой точке, равноудаленной,

Равно-близкой, видимой Ему.

Приобретенная способность увидеть себя в точке, “видимой Ему”, — по сути, есть вожделенное отождествление, неожиданное разрешение дилеммы — соответствие тому, чему можносоответствовать только не соответствуя.Это — не достижение цели напрямую, не достижение цели как таковое, это — нечто косвенное, легкое, отвлеченное, уже, собственно говоря, “неважное, ненужное”, но — неизменно — “нежное” (“В сердце — жадное нежности жженье, / Обожание, жалости дрожь...”). Или, если вспомнить определение Якова Друскина, —видение невидения.

Не думаю, что подобный исход целиком избавляет поэта от присущих ему мучительных самоуглублений с их подозрительной мнительностью (и слава богу, ибо поэтическая система Датешидзе, как говорилось выше, держится на “рефлекторной разности потенциалов”); однако он уже обрел незамутненный сиюминутным недоверием взгляд на мир. Взгляд провоцирует суждение, предваряет его.

Обретя такое зрение, лирический герой Датешидзе щедро делится увиденным, словно творит особую реальность, существующую вопреки ускользающей, неверной повадке жизни:

Жизнь струится, стремится куда-то...

Мыслей лопаются пузыри...

Ни спасенья не жди, ни возврата, —