Можно сказать, что это не самые лучшие стихи большого поэта. Но трудно отрицать, что это именно человеческая, а не
утко-речь. Впрочем, не знай мы, что автор этих строк — Мандельштам, не отнеслись ли мы к ним иначе — пренебрежительнее, по-галковски? Характерны ли они для Мандельштама? Не характерны, скажет, наверно, Галковский. Не характерны, скажут, наверно, многочисленные почитатели Мандельштама. Характерны, скажу, допустим, я (вместе с, допустим, М. Л. Гаспаровым). Сие недоказуемо1. “Ясно, что Гумилев, Блок, Бунин, Мандельштам, Ахматова, Цветаева к советской поэзии не имеют отношения уже по той простой причине, что в ней напрочь отсутствует многочисленный слой, например, акмеистов второго порядка”, — утверждает Галковский в предисловии к антологии. (Замечу, что Гумилев просторастворилсяв советской поэзии 20-х, и не только, годов.) Так дают ли эти “Стансы” 1935 года, принадлежащие перу несоветского Мандельштама, адекватное представление о советском, о силе/соблазне/притягательности советского? Ладно, пропустим. Вот еще пример — Павел Васильев. Одно из последних его стихотворений “Прощание с друзьями” (написано в 1936-м, уже в предчувствии и на пороге гибели, напечатано впервые в 1968-м):<...> На далеком, милом Севере меня ждут,
Обходят дозором высокие ограды,
Зажигают огни, избы метут,
Собираются гостя дорогого встретить как надо.
<...> Чтобы затейные начались беседы...
Батюшки! Ночи-то в России до чего ж темны.
Попрощайтесь, попрощайтесь, дорогие, со мной, — я еду
Собирать тяжелые слезы страны.
А меня обступят там, качая головами,
Подпершись в бока, на бородах снег:
“Ты зачем, бедовый, бедуешь с нами,
Нет ли нам помилования, человек?”
“Собирать тяжелые слезы страны”. В 36-м. У, какая антисоветчина... Но — что же говорит поэт людям, вышедшим к нему из гулаговской тайги:
Я же им отвечу всей душой:
“Хорошо в стране нашей, — нет ни грязи, ни сырости,
До того, ребятушки, хорошо!
Дети-то какими крепкими выросли.
Ой и долог путь к человеку, люди,
Но страна вся в зелени — по колено травы.
Будет вам помилование, люди, будет,
Про меня ж, бедового, спойте вы...”