Новый Мир ( № 7 2002)

Это еще одинмойвопрос: такой вот комплекс(собирать тяжелые слезы страны / хорошо в стране нашей — ни грязи, ни сырости)является советской раздвоенностью или это уже сложившаяся советская целостность, усиленная художественной целостностью стихотворения, единством интонации? Могут возразить, что такие мощные и подлинные поэтические индивидуальности, как Павел Васильев, представляли, по выражению Галковского, как раз не советскую, апри(под)совет­скую поэзию. Но все не так просто. В том же 1936 году тот же Васильев написал политическую агитку “Живи, Испания!”. В синем томике Большой библиотеки поэта они с “Прощанием с друзьями” соседствуют. Цитирую:

<...> Пусть Черный Гитлер

Черной тенью танка

Плечом к плечу с врагом

Вступает в бой,

И обещает —

Вождь мерзавцев! —

Франко

Им заплатить,

Испания, тобой!

Мужайся!

Ты

Не рухнешь от удара,

Ты в гневе масс,

В их мужестве живешь.

Борись!

Из подземелий Алькасара

Засевших там

Вытравливай, как вошь!

Ты победишь

Во что бы то ни стало!

Пускай не дрогнет

Верная рука, —

По правилам

Пусть судят трибуналы,

По правилам,

Как некогда Чека!

             

“Новый мир”, 1936, № 10.

Вот это стихи действительно для Галковского. Чем они лучше/хуже стихов Сергея Есенина, в антологию попавших?

...Нам ли страшны полководцы

Белого стада горилл?

Взвихренной конницей рвется

К новому берегу мир.

Если это солнце

В заговоре с ними, —

Мы его всей ратью

На штыках подымем.

Если этот месяц

Друг их черной силы, —

Мы его с лазури

Камнями в затылок.

Ладно, идем дальше. Вот Михаил Исаковский, о котором составитель в предисловии отозвался так: “Громадный рой михалковых, долматовских и исаков­ских...” Возьмем известное стихотворение 1948 года, ставшее песней, “Летят перелетные птицы...”, его можно было бы включить в антологию Галковского (он не включил) и с не меньшими основаниями отвергнуть. Прочтем его — но, так сказать, не в мажоре, а в миноре, как элегию:

Летят перелетные птицы

В осенней дали голубой.

Летят они в жаркие страны,

А я остаюся с тобой,

А я остаюся с тобою,

Родная навеки страна!

Не нужен мне берег турецкий,

И Африка мне не нужна...

Прочтем его не как публичную клятву, а как зрелое приятие судьбы...

Немало я стран перевидел,

Шагая с винтовкой в руке.

И не было горше печали,

Чем жить от тебя вдалеке.

<...> Пускай утопал я в болотах,

Пускай замерзал я на льду,

Но, если ты скажешь мне снова,

Я снова все это пройду.

Желанья свои и надежды

Связал я навеки с тобой —

С твоею суровой и ясной,

С твоею завидной судьбой. <...>