Ну привет, заучка...

Самой крутой была ее отдача. Эта дрожь, эта вкусная неуверенность, это непонимание того, что происходит, своей реакции на мои ласки, полное отсутствие осознания, когда тело само выдает ответ на прикосновения, когда заставляет мозг задурманиться. И отпускает происходящее. И стонет, так естественно, так сладко, и дрожит, и течет, бля, течет, и кончает так, что себя реально богом чувствуешь. Потому что ты это сделал, ты это вызвал, из-за тебя такое! Да после такого секса самооценка реально в космос улетает! А, учитывая, что и так не низкая была, то вообще…

И, самое главное, я понял, что на это легко подсесть. Именно на такую реакцию. Чистую, незамутненную прежним опытом.

Я понял наконец-то, почему так во многих культурах, в том числе, наверняка, и в культуре моего отца, хоть и не знал я ничего о своих родственниках с той стороны, отказавшихся от сына сразу же после его женитьбы на не подходящей для него, по мнению родителей, девушке, такое внимание и акцент именно на невинности. Конечно, много всего, кроме, но вот это вот ощущение себя, как того, кто впервые вызывает такие реакции, такие эмоции — это реально уносит в космос. Реально.

И да, на такое легко подсесть. И я уже, кажется, подсел. Потому что теперь давить, настаивать не хочется. Потому что нет кайфа в сопротивлении, в том, чтоб просто получить свое, запугав девчонку. Нет. Кайф в том, что она дарит мне свои чистые первые эмоции. Что она сама такая. Чистая.

Хоть и хочется с ней много чего делать. Грязного. Но с ней почему-то все эти фантазии, что я из головы не мог выгнать, как ни старался, выглядят правильными. Потому что не грязь это, когда оба хотят.

Пока только я хочу. Она — просто не знает еще, не понимает. Но поймет. Я помогу.

Все это варилось у меня в голове весь предновогодний вечер, заставляя мысли скакать, сердце прыгать, а член каменеть. Я прекрасно осознавал, что пугаю малышку своим черным тяжелым взглядом, она краснеет, наверняка, тоже вспоминая наши игры в доме друзей отчима, так удачно сваливших на Новый год на курорт, и, узнав от того же отчима, что пасынок в Нижнем, радушно пригласивших меня погостить у них.

Катя прятала взгляд, прикусывала губу неосознанно, отправляя одним этим невинным движением на очередной круг ада, суетилась у стола, накрывая, пока бабуля, припахав меня резать колбасу и сыр, мирно сидела у телевизора и смотрела концерт с Басковым и Пугачевой.

А я не столько резал, сколько за невинной своей скромницей смотрел, смакуя, даже в ущерб своему мозгу, воспоминания о нашем веселье дневном.

Как я потом, зацеловав ошарашенную произошедшим девушку до полуобморока, все же нашел в себе силы остановиться. Хоть и невозможно это было сделать. Но понял, что Катя сейчас вообще не в себе, и пользоваться этим, чтоб дальше развивать ситуацию, не надо. Надо, чтоб сама. Чтоб захотела.

Поэтому отстранился, легко набросил плед на голые плечики девушки, и ушел на кухню, поправляя по пути стояк, не желающий воспринимать ситуацию в позитивном ключе и посылающий сигналы боли, перерастающие в позывы тошноты от нереализованного желания.

На кухне попил воды, залез в бар, достал мартини и нехитрую закусь. Сам ограничился минералкой. А то одурею, а еще машину вести. И Новый год со своей девочкой встречать.

Когда вернулся, Катя уже оделась и сидела на краю дивана, настороженно и опасливо глядя на меня.

И опять нехило торкнуло от одного только вида такой скромняшки. Ну надо же, сидит, девочка невинная, как-будто это не она буквально десять минут назад от моего языка кончала!

Словно и не было ничего! Но было ведь! Было! Член дернулся очень даже решительно, приглашая проверить еще разок, уже по-полной программе, утвердиться, так сказать, на завоеванном плацдарме, как любил говорить деспот Дзагоев, но я его приструнил.

И повел себя так, как и до этого. То есть спокойно и ласково. Не упоминая о произошедшем. И Катя, хоть и продолжала смущаться, но все же оттаяла, и мы очень даже мило провели время, гуляя по заснеженным дорожкам в личном парке нижегородских друзей семьи. За домом во время отстутсвия хозяев присматривали, дорожки чистили, лавочки, расставленные в собственном хвойном лесу на участке — тоже. Поэтому мы погуляли, подышали, потом даже посидели немного, подстелив прихваченный из дома плед. Я, конечно, не удержался, опять дал себе волю, позажимав, потискав свою маленькую сладкую добычу. Катя не противилась, хотя и смущалась.

Мы болтали, не затрагивая тему произошедшего, смеялись, Катя раскраснелась и стала еще более притягательной, хорошенькой до невозможности, с этими своими пушистыми длиннющими волосами, которые так и просили ласки моих рук, с румяными щечками, которые я, не удерживаясь, с удовольствием целовал, с горящими смущенно и счастливо глазками.

Я был в таком кайфе, что даже забыл на время о собственной неудовлетворенности.