Нулевая долгота

— Вопрос в другом — знает ли сам Маркус русский язык? Если нет, то и дневники ему ни к чему. Тогда все замыкается на мистере и миссис Стивенс. Однако завтра утром я переговорю, а может быть, и встречусь с Маркусом.

На этом они порешили. Прощаясь, уже на улице, Ветлугин спросил:

— Как Джоан?

— Джоан? — переспросил Грейхауз, покосившись на Ветлугина. — Ах, Джоан! Она увлечена работой.

— Все кончено? Новая женщина? — улыбаясь, поинтересовался Ветлугин.

— Признаюсь, никого нет, — чуть растерявшись, отвечал Грейхауз. — Знаешь, было много неотложных дел. Пожалуй, хорошо, что ты мне напомнил о Джоан. Мне пора ей позвонить. — На его лице засияла детская радостная улыбка. — Сегодня же позвоню! — И, уже согнувшись пополам и присев на корточки, чтобы втиснуться в свой «мини-остин», он крикнул: — Спасибо, что напомнил о Джоан! А то дела, знаешь, много неотложных дел. Всего хорошего, Виктор!

III

Утро следующего дня было пасмурным. В плотной серости смутно проглядывали дома напротив. Влажность была так велика, что дышалось трудно. Просто не хватало дыхания. Ветлугину хотелось лечь и дремать, ничего не делая. Но опять газеты, досье. Наконец звонок из Москвы — отдиктовал очередную корреспонденцию. Новое задание: «Сделай, старик, репортаж об одной из стачек». — «Ладно. А как с моей командировкой в Москву?» — «Вот решим, тогда сразу узнаешь». — «Примерно когда?» — «Совещание начнется четвертого июля». «Прекрасно», — подумал Ветлугин.

На улице моросил дождь. Небо еще сильнее придавило; потемнело; пространство вокруг еще больше сузилось. Мрачно в природе — мрачно на душе. Скучно листал газеты, но не смотрелось, не читалось.

Окно его кабинета выходило во внутренние дворы. Дворы были небольшие, в зелени травы и в цветах. И в каждом обязательно дерево — дуб, липа, акация. Пышные кроны почти закрывали противоположную террасу краснокирпичных домов. Мрачно, пусто, ни малейшего шевеления. Но вот шелохнулись, прошумели кроны от порыва ветра.

«Все-таки ветер — это бодрость, — подумал Ветлугин. — Дышит атмосфера, и легко дышится человеку. А безветрие — придавленность, удушье. Да! — сказал себе. — Человеку нужны просторное небо, голубые солнечные дали и бодрящий ветер. Однако надо спешить с выяснением купреевской судьбы». Он уже ощущал в себе нетерпение.

Раздался телефонный звонок. Звонил Грейхауз. Он разговаривал с Дэвидом Маркусом. Договорились встретиться в кафе «Уайт Свон» — «Белый лебедь» — на Голдерхерст-роуд. В четыре часа. Очень заинтересовался. У него действительно есть тетрадка с записями Купреева.

Рэй предложил Ветлугину тоже прийти в кафе и сесть за соседний столик. Ветлугин, поколебавшись, согласился. Он чувствовал, что Рэя увлекает эта история.

— Ну как, интересно играть в заговорщиков? — мрачно спросил Ветлугин.

— Любопытно, — весело отвечал Рэй. На него погода, видно, не действовала. — Между прочим, Джоан передает тебе привет.

— Спасибо, — скучно поблагодарил Ветлугин.

Ветлугин сидел в машине и наблюдал за кафе. Завсегдатаями его были аккуратные старушки — худые, напудренные, накрашенные, в дорогих платьях и шляпках — и тяжелые, малоподвижные старики. Старушки щебетали без умолку, как птички, а старики в основном молчали.

«Пенсионное кафе, — сделал вывод Ветлугин. — Отставной средний класс, а по-нашему — мелкая буржуазия. Значит, Маркус человек старый». Ветлугин понял, что именно Маркус предложил это кафе, где он, видимо, был завсегдатаем, и потому появление среди «отставного братства» Рэя Грейхауза, а тем более еще и его, будет странным и, естественно, на них обратят внимание. И первым — Дэвид Маркус. А это совсем нежелательно. Поэтому он остался в машине.

Вот наконец подкатил на своем «мини-остине» Рэй Грейхауз и сразу торопливо прошел внутрь «Белого лебедя». И как только Рэй вошел в кафе, из соседнего магазинчика, торгующего всякими разностями — газетами, журналами, табаком, конфетами, вышел толстенький пожилой человек очень маленького роста с большим портфелем.

Как у всех людей толстых и низких, костюм на нем сидел мешковато, а пиджак был длиннее, чем следовало. На голове возвышалась шляпа — старомодная привычка, мало кем ныне соблюдаемая, — которая не делала его выше, все равно он оставался круглым человечком, вызывавшим невольную улыбку. Он энергично — прямо карикатурно — размахивал свободной рукой, отбрасывая ее далеко назад, и быстренько семенил ножками. Он не вошел, а влетел в кафе. Несомненно, это был Дэвид Маркус.

Но легкое, веселое настроение, созданное круглым человечком, сменилось у Ветлугина тревожной подозрительностью. Вслед за ним из «магазинчика всякостей» вышел подтянутый высокий джентльмен с рыжеватыми усами и ледяными голубовато-серыми глазами. Он быстро и цепко огляделся по сторонам, а затем подошел к меню кафе, вывешенному у стеклянных дверей, и вроде бы внимательно стал его изучать. Но Ветлугин видел, что он смотрит внутрь кафе и изучает, по-видимому, Рэя Грейхауза.