— Да, — вздохнул изрядно захмелевший труженик кирки и лопаты, — так что если у вас есть друзья-готы или представители иных подобных молодежных субкультур, фанатеющих от хоррора, и им для обрядов как воздуха не хватает соответствующего реквизита, милости просим к нам. У нас для хороших людей всегда найдется парочка изумительных черепов. А вообще — мы люди добрые, неконфликтные.
— И интересные. Нет, правда, я не шучу. У вас все такие или только начальники?
— Кстати. Несколько слов о начальниках. — Шляпников отпечатал очередную банку с пивом и встал. — Вот вы говорите: научрук, научрук, а вы думаете, нам, научрукам, легко? — При этом Шляпников так поразительно точно скопировал интонацию Бунши из Ивана Васильевича, ну того, который меняет профессию, что я едва не расхохоталась. — Если вы, Наташенька, не против, если я буду вас так называть, когда-нибудь были на пожаре в сумасшедшем доме, то с легкостью представите себе, какая атмосфера обычно бывает на раскопе. Научрук здесь отнюдь не для галочки, а для того, чтобы заставлять всех этих бездельников, — он сделал широкий жест рукой, — работать. И не только мудрым советом, но и крепкой затрещиной в качестве самого безотказного порой мотивирующего средства. А потому научрук должен быть не только физически крепким, мудрым и справедливым, но и желательно в совершенстве владеть карате или греко-римской борьбой. А еще лучше и тем и другим вместе.
— А это еще зачем? — искренне удивилась я.
— Ну это здесь, на Алтае, все так спокойно и, я даже бы сказал, благостно. А в других местах? Скажем, в непосредственной близости от какой-нибудь деревеньки? А по секрету скажу, все интересные с точки зрения археологии места как раз и находятся рядом с ныне существующими населенными пунктами. Дело, видите ли, в том, что в состав экспедиций почти всегда входят так называемые «рабы». Это практиканты исторических факультетов. И, как правило, это весьма и весьма привлекательные особи женского пола. Теперь понимаете?
— Теряюсь в догадках. Вы что, от молоденьких студенток отбиваетесь с помощью боевых искусств?
— Дело не во мне. Аборигены. Вот главная проблема, если хотите, основная головная боль на раскопе. Стоит только поставить лагерь, как от местных ухажеров просто житья нет. Ходют и ходют. И ладно, если просто на девочек наших поглазеть. Они, девочки в смысле, городские же, без комплексов. Могут и до купальников раздеться, если жара. Вот у местных аборигенов гормональный взрыв и обеспечен. Лезут в лагерь, как тараканы, и днем, и ночью. И без эксцессов редко обходится. Приходится все время стоять на страже целомудрия доверенного мне контингента.
— Но ведь ваши девочки, если я правильно понимаю, все совершеннолетние и имеют право в свободное время, по обоюдному согласию… так сказать, на личную жизнь.
— Так в том-то и дело, что местные парубки согласия-то особо и не спрашивают. Зазевалась чуть девка, они тут как тут — и сразу в кусты. Без всяких там церемоний и вздохов под луной. Вот и приходится научруку вступать порой в неравный бой с превосходящими силами противника. Иногда рубка получается — мама не горюй.
— Рубка? — удивилась я.
— Именно самая настоящая рубка. Наточишь лопату — и в бой. А как иначе? Другого оружия у нас нет.
— Ну вы даете, — восхитилась я, — вам, научрукам, ежемесячно и пожизненно «боевые» нужно приплачивать.
— Вот так и живем. Ладно, а сколько времени? Ого, уже десять вечера. Пойду узнаю, как там в лагере дела. А то что-то тихо слишком, и пива никто не хочет. Не к добру это. — С этими словами Шляпников грузно поднялся и побрел в сторону лагеря, где изнутри уютно светились палатки.
— Вставай. У нас совсем хреновые дела, — сразу с порога сообщил Суходольский, как вихрь ворвавшись в мою палатку и едва отдышавшись.
— Что стряслось? — подскочила я и тут же уперлась головой в нейлоновый свод палатки. Пришлось присесть на корточки.
— Группа, что на перевале копает, — на связь не вышла!
— Так времени, — я посмотрела на часы, — только половина одиннадцатого. А, насколько я знаю, у них связь с базовым лагерем по утрам в 9:00, а вечером в 21:00. Может, стоит подождать?
— Так в том-то все и дело, что утром связи тоже не было. И вчера вечером. Шляпников не хотел нам рассказывать, думал, обойдется. Такое бывало уже. Но сейчас уже ясно как день — что-то у них там произошло. Сами на связь не выходят и на звонки не отвечают.
— Этого только не хватало! Может, у них спутниковый телефон из строя вышел? — Я решительно выбралась из палатки.
— На этот случай у них предусмотрено возвращение в базовый лагерь. В случае неустранимых неполадок со связью по инструкции они должны были здесь быть сегодня в обед. Это край.
— Где Шляпников? — рявкнула я, пытаясь на ходу поймать ветровку, которая как пиратский флаг развевалась на растяжке от палатки.
— У них экстренное совещание на берегу, под навесом, — показал Суходольский в сторону озера.
— А почему нас в курс не поставили? Нужно было еще днем выдвигаться к перевалу. А теперь до утра ждать придется.