Нулевая гипотеза

— А как же. Повод был — донос. Я эту бумаженцию не читал, но ребята в курилке болтали, что кто-то из его же института и накропал бумагу. И главное, убедительно так, обстоятельно. А поскольку в серию этот самолет-невидимка не пошел, то и решили слить профессора от греха подальше.

— А вы ничего не путаете? — спросила я. — Может, там на аэродроме другой какой профессор был?

— Милая моя, я, конечно, старый уже, но в маразм пока не впал. Если я говорю, что видел того профессора рядом с Лазарем, значит, так оно и было.

— Ну хорошо, — устало согласилась я, — а Урбонас-то чем занимался, если профессор застрелился? Ведь если нет человека, то и дела нет? Или я что-то не так поняла?

— Ну, это мне неведомо. Может, бумаги какие во время обыска не нашли. Может, еще что. Только Урбонасу так и не дали дело довести до конца. После того допроса с изнасилованием его сразу с должности сняли и сплавили куда-то с глаз долой. Хорошо, что еще так отделался, а могли бы и к стенке прислонить запросто. В то время вопросы подобного порядка быстро решали.

— А это произошло во время допроса по делу Каменева?

— Вот этого не знаю, — развел руками Виталий Степанович, — может, по тому делу, а может, и нет. Тогда у каждого следователя в производстве по несколько десятков дел висело, а то и под сотню. Поди там разберись, кого Урбонас тогда допрашивал. Да и дрянь был человек. А зачем, если не секрет, он вам понадобился? Через столько-то лет?

— Да вот видите, какое дело. Пропал ваш Урбонас в ноябре 1959-го здесь, на Алтае. Егерем служил в «Джазаторе».

— И что же? Теперича через столько лет его ФСБ взялось искать? — прищурился лесник. — Если вам говорить нельзя, то и не говорите. Только странно все это.

— Ну, вы же сами все понимаете, — облегченно вздохнула я, — не придется сочинять и плести вам всякие небылицы. Верно?

— Верно. Только сдается мне, что не Урбонас вас интересует, а Каменев. Угадал?

Я потрясенно покачала головой, а лесник не спеша закурил и продолжил:

— Так вот, про Каменева больше ничего не знаю, а вот про ученика его Тетерникова скажу…

После этих слов Виталий Степанович затянулся папиросой и выдержал эффектную паузу, глядя на меня в упор хитрыми глазами. А я пыталась собрать мысли, которые в буквальном смысле «растекались по древу» и никак не хотели выстроиться в правильном направлении. И где он только их берет, эти папиросы? Черт! О чем я думаю? При чем здесь папиросы? Сердце так сильно билось в груди, что казалось, сейчас выпрыгнет наружу. Ну, Виталий Степанович, ну дает. Вот что значит старая гвардия. В таком возрасте сохранить не только ясность ума, но и навык так быстро анализировать информацию. Сейчас, сейчас я наконец услышу то, что поставит точку в этом деле. Я была настолько уверена в этом, что от нетерпения чуть не сломала карандаш, который вертела в руках. Если бы я только знала, как ошибаюсь.

— Так вот, — наконец заговорил лесник, — если вам интересно…

— Ну давайте уже, не томите! — с нетерпением воскликнула я, всем своим видом давая понять, что старик попал в «десятку».

— Я встречался с Тетерниковым в 45-м. В Гюстрове. Собственно, я сам его и допрашивал. Сами понимаете, что мы тогда очень тщательно отслеживали все перемещения союзников в нашей оккупационной зоне. Так вот тогда, в июне 45-го, объектом нашего пристального внимания стал полковник армии США, некто Браун. Он был официальным представителем Международного Красного Креста и, имея такие документы, мог свободно перемещаться по нашей оккупационной зоне. Так вот, в Гюстрове нами были зафиксированы две встречи Руди Брауна с майором Советской армии Тетерниковым. После их первой встречи в кафе «Wunderbar» в Западной Померании оба объекта, как вы понимаете, сразу были взяты нами под негласное наблюдение. После второй встречи Тетерников был препровожден нами в комендатуру для беседы. Там я с ним и беседовал.

— И с какой целью Тетерников встречался с Брауном? — нетерпеливо спросила я.

— Он пытался через Красный Крест найти одну женщину.

— Почему через Красный Крест? Она была в плену?

— Не совсем так. Немцы угнали ее в 41-м в Германию. Так вот, он разыскивал некую Марию Николаевну Рассказову, 1918 года рождения…

— Марию Николаевну? Рассказову? — невольно вырвалось у меня. — Вы ничего не путаете?

— Дочка, я очень хорошо помню, сам писал протокол допроса, ошибки быть не может. Именно Рассказову Марию Николаевну, осужденную в 1937 году по статье 58 часть 12 на 10 лет и освобожденную из лагеря в марте 1941 года по состоянию здоровья.

— Статья 58, часть 12 — за недонесение? — упавшим голосом спросила я.

— Совершенно верно. За недонесение о достоверно известном готовящемся или совершенном контрреволюционном преступлении, — без запинки продекларировал старик.

— А вы не помните, где она отбывала наказание? — спросила я, уже зная наперед ответ.

— В Мыюте, по-моему. Но точно не могу сказать. Вернетесь — проверите.

Вот он, момент истины, хотела воскликнуть я всего несколько минут назад, а теперь вместо этого устало и тихо сказала: