Там были музыкальные альбомы: классические, джазовые, популярная музыка, стихи Кэдмона[121]
. Там были фотографии Лулу лет двенадцати, игриво позирующей рядом с Симоной де Бовуар, сделанные в кафе «Де маго» в Париже. Знаменитая писательница была совершенно незнакомым человеком, но согласилась сняться с маленькой девочкой по просьбе ее родителей. Они спустились на первый этаж. Лулу распахнула двери на террасу и вывела Сакса наружу. Отсюда открывался великолепный вид на Центральный парк, и, если приложить даже небольшое усилие, можно было увидеть все, от Бэттери-парка до моста Джорджа Вашингтона. Она сказала ему, что любит дождь и обычно выходит сюда во время грозы и смотрит, как огромные электрические разряды зигзагами проносятся по небу Нью-Йорка и с треском опускаются на шпиль на вершине Эмпайр-стейт-билдинга.– Я люблю промокать под дождем, – сказала она. – Становится так чисто и прохладно. Или я звучу как один из этих придурков?
Он находил идею о ней, промокшей под дождем, настолько романтичной, насколько это вообще можно придумать.
– Разве ты не боишься попасть под удар молнии? – сказал он, как всегда прямо переходя к самому ужасающему исходу любой ситуации.
– Не боюсь. Шансы очень малы, но, если мне придется умереть, какой невероятный способ. Быстро и драматично.
– Да, но все же, – пробормотал он, не в силах разделить ее восторг от возможного электрического удара.
– Могу я прочесть твою пьесу? – спросила она.
– А ты бы хотела? – горячо спросил он.
– Да. Ты так молод, а твою пьесу уже ставят. Большинство парней, которых я знаю, пишут, и ничего не происходит. Но я читаю их работы, и они никогда не бывают хорошими. А ты зарабатываешь на жизнь писательством. Я впечатлена.
– Я остроумный. Ты заметишь это, когда проведешь рядом со мной немного времени. И если это не будет действовать тебе на нервы, я тебе понравлюсь.
Она засмеялась.
– О чем твоя пьеса? – спросила она.
Сакс был на террасе пентхауса, рассказывал о своей будущей постановке очаровательной, пусть даже и избалованной польской принцессе с фиалковыми глазами. Он держал в руке свой напиток, словно Уильям Пауэлл, хоть это и была минеральная вода. Внизу, на улице, жители Манхэттена спешили домой, ловили такси, направляясь к своим домам в восточной части города, где они могли переодеться и пойти на ужин. Может быть на Двадцать первую, может быть в «Эль Марокко», может быть даже в театр, чтобы посмотреть его пьесу. Он представил, как зовет Лулу и она спускается по лестнице в милом летнем платье, ее черные шелковистые волосы все еще немного влажные и пахнут цветущим ночным жасмином. После рукопожатия, которое он обязательно растянул бы, и обмена шутками, они отправились бы пить и танцевать в освещенном городе до рассвета. Конечно, он не пил и не мог танцевать, но эта мысль вызвала у него улыбку.
– Ты собираешься рассказать мне? – спросила Лулу. – Или ты отключился?
– Рассказать тебе?
– Твоя пьеса. О чем она? Куда ты подевался?
– О, моя пьеса. Она о риске, о том, чтобы испытывать судьбу. Речь идет о еврейской женщине, вынужденной делать экзистенциальный выбор.
– Как она называется?
– «Так говорила Сара Шустер».
– Мне нравится. Я писала дипломную работу по немецкой философии. Понятие свободы в поэзии Рильке. Я так и не закончила ее, но человек, который прочитал текст, посчитал его очень оригинальным. Мне нравится идея того, что ты с юмором относишься к теме смерти. – Ее одобрение заставило его макушку сдвинуться с места, оторваться, как летающая тарелка, и совершить путешествие по Солнечной системе, прежде чем вернуться на место. Лулу взглянула на часы.
– Что ж, мне нужно принять душ и переодеться. Сегодня вечером я иду на шоу.
– Какое шоу?
– «В ясный день». Я люблю песни Алана Джей Лёрнера.
– Я могу снова с тобой увидеться?
– На этой неделе меня не будет в городе. Друзья моих родителей едут на Кентукки Дерби и берут нас с собой. Лошадь адвоката моего отца участвует в скачках.
– Очень увлекательно. Могу я позвонить тебе, когда ты вернешься? Я решил показать тебе самый лучший магазинчик джазовых пластинок в городе, где можно найти малоизвестного Фэтса Уоллера, множество джазовых пианистов и тонны великолепных записей Билли Холидей. Плюс некоторые другие музыканты, которые, я думаю, тебе понравятся.
– Отлично, – сказала она, записывая свой номер. – Только почему бы нам не сказать, что я встречу тебя на той же скамейке через неделю, в три. Я всегда иду домой через парк со своих занятий по актерскому мастерству в Вест-Сайде и выхожу у пруда с парусниками.