Нулевые. Затишье перед катастрофой

Сом вошел во вкус, он забивал ногами мужчину. Толстяк ревел и громко кричал “за что?” пока мог. В какой-то момент к делу подключился Кислый. Он бросил Власова, взял камень и бил им мужика по голове, пока она не превратилась в кровавую кашу. После чего Сом приказал двум терпилам из отряда оттащить мертвое тело на свалку для отходов. Власов не понимал происходящего и еле стоял на ногах. Затем Сом подошел к нему.

– Смотри, сука. Будешь, блядь, рыпаться будешь также лежать, блядь. Понял, сука?

Власова вырвало ему на штаны.

– Что, сука? Ёб твою мать! Ты что сделал, тварь?! На пол, блядь! – скомандовал Сом.

Кислый резко ударил Власова окровавленным камнем, отчего тот провалился во мрак. Последнее что он видел, было злое лицо гопника с пустыми глазами и сиреневое небо с черными точками зловещих звёзд.

Своим поступком Власов поставил под угрозу план по осуществлению Великого Проекта, тем самым Власов покусился на самую главную цель Государства. Михаил был приговорен к двадцати пяти ударам кнута. Его вывили на помост в центре плаца, который служил как раз для публичных наказаний. Отряды выстроились. Двое солдат дисциплинарной роты сняли с Власова грязный ватник и шапку. На Михаила надели кандалы и приковали к столбу. Большой лысый свиноподобный Палач взял в руки кнут и начал приводить наказание в исполнение. Власов никогда в жизни не испытывал такой боли. После пятого удара он потерял сознание и очнулся уже в лазарете. Старый подвыпивший доктор смазал зелёнкой раны Михаила и небрежно бинтовал ему спину.

– А как раньше было? – бормотал дед. – За богохульство в земляную тюрьму и в цепи. Дадут палочку. Крыс чтобы приманивать палочкой. Крысок. И есть их. Потома тудохать на работы в шахты соляные. Тудых-мандых. Крысок ловить и кушать. Крысок-то.

На следующий день он вернулся в отряд. Первую неделю Власов подолгу не мог заснуть от боли. Он не мог нормально спать лежа спиной на земле. Ему приходилось спать на животе, что было крайне неудобно. Раны на его спине гноились, плохо затягивались, его лихорадило, но он не умирал. Медицинскую помощь ему, естественно, никто особо не оказывал.

Власов не мог понять, за что Сом убил этого человека? Какой-то Великий Проект? Кому вообще это всё было нужно? Власову было жаль толстяка. Он несколько ночей не мог заснуть и всё думал о случившемся.

Трудовое лечение действовало. Лагерь смог успешно поселить во Власове особую форму страха. Вопреки всему даже пребывая в аду, Власов изо всех сил пытался сохранить своё положение. За невыполнение нормы на отряд накладывали дополнительные рабочие нормативы. К тому же их отряду после потери одного из рабочих пришлось разделить его норму на всех. Власову приходилось работать в ужасающем состоянии. Но он не хотел подводить коллектив невыполнением нормы. Он работал, несмотря на гниющие стопы и гноящиеся раны на спине. В довершение всего во время потасовки с Кислым у него украли кружку. Теперь Власову приходилось платить частью пайка за возможность поварить кашу в чужой кружке. Постепенно его состояние всё ухудшалось. Он исхудал и уже с трудом мог отрабатывать дневную норму. Во время работы Власов терял ощущения реальности, он проваливался куда-то ниже в непонятный сон, ведущий в тягучую неизвестную нефтяную тьму.

Сом резко пнул его ногой в живот.

– Встать! – скомандовал Сом. – За работу, ублюдок! Быстрее!

Страх охватил Власова, он покорно поднялся и продолжил старательно выполнять норму.

Михаил ощущал, что его конец уже близко. Вскоре произошло ещё одно событие. Малышок распорядился перебросить несколько отрядов на каменоломню из-за нехватки рабочих рук. Нехватка была вызвана массовой гибелью заключенных из-за ужасающих условий труда, и того что некоторым отрядам портянки выдали с опозданием. И что каким-то отрядам вместо тёплых ватников выдали шинели. Вообще погибших никто толком не хоронил. Их либо сбрасывали в ямы для отходов, где они гнили. Либо сбрасывали в реку в надежде, что их раздувшиеся трупы унесет течение.

Власов не выдержал и недели работы на каменоломни. На третий день он опять выбился из сил и снова получил удар. На следующий день он представлял собой тощий комок нервозного панического страха не только перед гопниками надзирателями, но и перед своим отрядом, который смотрела на него с лютейшей ненавистью. Власов слышал отголоски разговоров мужиков. Они хотели убить его и съесть, если Власов снова окажется в состоянии невыполнения нормы по дроблению камней.

– Всё равно за этого гада придется спилу гнуть. Так хотя бы какая-то польза будет от пидара этого для коллектива, – говорил кто-то из заключенных.

– Будем жрать его с мыслью о том, как завтра будем усиленную норму брать, – говорил другой голос. – Мне бабка рассказывала, как во времена голода тех, кто уже ничего не кумекал, а валялся на земле. Их, значит, ножичком резали, а потом там брали легкие, печень и сердце. И на колбаску.

– Или на пирожки. Там же нормальный такой ливер получится, – говорил первый мужик.