Нуреев: его жизнь

И все же наиболее сложные задачи Нуреев по-прежнему ставил перед собой. При постановке «Спящей красавицы», своей первой работы для «Ла Скала», он столкнулся с самой серьезной для себя проблемой на тот момент. Этот балет, высшее достижение Петипа и лучший плод его сотрудничества с Чайковским[221], служил образчиком стиля Мариинского и Кировского театров, а для Нуреева – пробным камнем. Подобно тому, как музыка Баха восхищала его своей структурной логикой, балеты Петипа вызвали восторг своим мастерским построением. Взяв за ориентиры как балет Петипа, так и сатиру Шарля Перро, высмеявшего нравы Версальского двора в написанной им в 1697 году сказке, Рудольф провел несколько месяцев за чтением мемуаров Сен-Симона, чтобы лучше понять ритуалы двора Короля-Солнца. В итоге у него сложилась оригинальная постановочная концепция: Рудольф решил воссоздать ballet de cour, один из тех самых придворных балетов, в которых танцевал порой и Людовик XIV. Результатом стало торжественное помпезно-церемониальное полотно. Лишив балет приторной изысканности и декоративной развлекательности, преобладавших в других постановках, Нуреев избрал местом действия Версальский двор, а Николас Георгиадис одел придворных в костюмы приглушенных коричневых, черных и золотистых тонов.

Проявив трепетное отношение к хореографии Петипа, Рудольф не коснулся таких коронных элементов мастера, как знаменитое «адажио Розы». Но Нуреев никогда не верил в сакральную неприкасаемость классики. Не изменив себе, он изменил в балете несколько сцен и добавил новые эпизоды, преследуя две цели: усилить мужскую роль и придать спектаклю более оправданную драматическую мотивацию. В версии Петипа, созданной для постаревшего Павла Гердта, Флоримунд почти не танцует; в грандиозной постановке Нуреева он практически не останавливается и доминирует во втором акте с несколькими соло.

Также Нуреев более четко высветил характер Принца: его Флоримууд – самонадеянный юный фат, одновременно высокомерный, кокетливый и очаровательный. Но после того как Флоримунд видит во сне свою возлюбленную Аврору, в нем постепенно просыпается чувство ответственности. То есть пробуждение переживают оба главных героя – и Принц, и Принцесса. Чтобы лучше передать состояние души Флоримунда, Рудольф включил в хореографическую канву длинное соло с массой поворотов и вращений, символизирующих его преображение. А злую фею Карабос и фею Сирени Нуреев сделал более равными противницами, акцентировав таким образом тему борьбы между смертью и возрождением, разрушением и обновлением.

Премьера «Спящей красавицы» состоялась в «Ла Скала» 22 сентября 1966 года и вызвала у публики бурю восторга. Что до критиков, то они аплодировали жизнеутверждающему танцу Рудольфа и грандиозности его постановки, но находили спорными расширение роли Принца и чрезмерно затейливую хореографию Нуреева. Барнс позднее написал, что в балете просматривалось «явное желание соотнести с каждой музыкальной нотой какое-то па; в попытке максимально использовать каждую музыкальную фразу [Нуреев] явно переусердствовал», – заключил критик.

Почти сразу после премьеры «Спящей красавицы» Рудольф занялся восстановлением «Дон Кихота» Петипа для балетной труппы Венской государственной оперы. В этом «псевдоиспанском русском балете» на зажигательную музыку Людвига Минкуса, лишь отчасти перекликавшемся с романом Сервантеса, Нуреев продемонстрировал свою склонность к комедии. В балете рассказывается история Китри, кокетливой дочери хозяина постоялого двора, влюбленной в местного цирюльника Базиля. Однако отец надеется выдать ее замуж за богатого, но старого поклонника Гамаша. Нуреев модернизировал постановку Кировского, и в его версии реальные герой и героиня стали влюбленными беглецами, а титулованный испанский дворянин превратился во второстепенного персонажа, на протяжении всего балета разыскивающего свою Дульцинею. «Мне хотелось, чтобы получилась история не о Дон Кихоте, а о том, как на него реагируют люди, как они его используют ради своей корысти, одновременно изобретая всяческие способы, чтобы поиздеваться и посмеяться над ним. В этом они доходят до безумия, они такие же фанатики, как и сам рыцарь», – объяснял Рудольф свою трактовку.