В свои сорок лет самый знаменитый в мире танцовщик едва ли мог пожаловаться на нехватку работы или угасание интереса к нему у публики. Однако, сотрудничая с другими труппами, Нуреев никогда не ощущал того постоянного творческого подъема, какой он испытывал с Королевским балетом. Тем не менее его жажда новых экспериментов не истощалась, и недостатка в хореографах, желавших создавать под него балеты, тоже не наблюдалось. Руди ван Данциг создал для Нуреева три балета, Мюррей Луи – два (правда, ни один из них не выдержал испытания временем). Рудольф старался появляться на сцене каждый вечер; его выступления были не только демонстрацией своего мастерства и формы для публики, но и тестами на собственную выносливость. Таким же драйвом танцовщик стремился наполнить и личную жизнь. Нуреев постоянно искал мимолетного секса, и хотя он никогда не прекращал поиски идеального партнера, его натура и ритм жизни неизбежно вынуждали артиста ограничиваться случайными связями.
Среди его побед оказался и Роберт Ла Фосс. Рудольф положил глаз на талантливого 19-летнего танцовщика из труппы «Американ балле тиэтр» во время репетиций «Лебединого озера» на сцене «Метрополитен-оперы». «Восседая на троне в роли Принца, он разглядывал меня минут пять», – воспоминал потом Роберт. Этот «белокурый паж» с красивым мальчишеским лицом и голубыми глазами вырос в Бомонте (штат Техас). Он сильно разволновался, когда Нуреев после спектакля пригласил его в свою уборную. «Когда я вошел, он сидел обнаженный. Он явно желал показать себя мне, – рассказывал Роберт. – Природа его щедро наградила, и он этим гордился». А репутация Нуреева уже была знакома Ла Фоссу: несколько лет назад его брат Эдмунд встречался с ним в бане. Рудольф был «хорошо известен в банях». Но его беспорядочные связи уже не были чем-то необычным. Геи уже не скрывали свою ориентацию, как раньше, и бани и секс-клубы для них в это время множились повсеместно. Свобода удовлетворять свои сексуальные желания где, когда и как угодно составляла главный лозунг движения за права сексуальных меньшинств в 1970-х годах, как и во время сексуальной революции, начавшейся десятилетием ранее. Многим геям бани служили местом для быстрого, доступного и анонимного секса.
Ла Фосс, быстро ставший звездой «Американ балле тиэтр», а позднее и «Нью-Йорк сити балле», по-настоящему «благоговел» перед Нуреевым. Незадолго до того он последовал за лимузином Рудольфа, когда тот отъехал ночью от служебного входа «Метрополитен-оперы». «Я находился в том возрасте, когда мое либидо было очень высоким, и одна мысль о том, что это был Рудольф Нуреев, возбуждала. Такому человеку невозможно было ответить «спасибо, но нет». Через несколько месяцев после той встречи они столкнулись в храме гедонизма того периода – клубе «Студия-54», бывшем оперном театре, переделанном в телестудию, а затем в дискотеку, где толпы людей у входа истошно вопили «Возьмите нас с собой!» счастливцам, допущенным за бархатные канаты. Внутри посетителей обслуживали красивые молодые официанты в одних шелковых шортах, а сексу и наркотикам там предавались с равным пылом. Завсегдатаями этого клуба были Бьянка Джаггер, Холстон и Лайза Миннелли. Трумен Капоте заявил, что это лучший ночной клуб, который он когда-либо посещал: «Он очень демократичный. Мальчики с мальчиками, девочки с девочками, девочки с мальчиками, черные и белые, капиталисты и марксисты, китайцы и прочие – все вместе!»
Заметив на танцплощадке Ла Фосса, Нуреев сразу пригласил его поехать в Вашингтон, где артисту предстояло танцевать в «Ромео и Джульетте» с «Лондон фестивал балле». «Я должен собрать вещи», – ответил Роберт. «Нет-нет, – запротестовал Рудольф. – Мы