Нуреев: его жизнь

Переговоры затягивались, и Рудольф продолжил работать без контракта. Тем летом, проигнорировав жалобы Берже на то, что его частые отлучки якобы деморализовали труппу, Нуреев отправился в Мехико с новой группой «Друзей», среди которых был Кеннет Грев. В Мехико они дали четыре представления в фешенебельном ночном клубе на полторы тысячи мест. Грев танцевал в «Празднике цветов в Дженцано», в котором в свое время блистал Эрик Брун. Рудольф свозил Грева в Венецию и в свой новый дом на Ли-Галли – небольшом архипелаге из трех скалистых островков у итальянского побережья близ Амальфи. Нуреев всегда мечтал иметь дом на море и после многолетних поисков в окрестностях Капри влюбился в Ли-Галли с первого взгляда. Переговоры о покупке в 1988 году вел от его имени Луиджи. «Они непередаваемо прекрасны, – сказал ему Рудольф. – Как лодка посреди моря». На островах не было водопровода, зато у них была идеальная история: прежде они принадлежали Леониду Мясину, протеже Дягилева и легендарному танцовщику и хореографу Русского балета, у родственников которого Нуреев и выкупил их за миллион четыреста тысяч долларов[311]. Гомер обессмертил острова Лунго, Бриганти и Ротонду, сделав их обителью сирен, чье волнующее пение сводило моряков с ума и обрекало на гибель в морской пучине. Одиссей сумел не поддаться их зову, только повелев привязать себя к мачте корабля. Позднее острова служили местом заключения, а в XVII веке – пиратским логовом. Мясин потратил массу энергии и большую часть своих денег, чтобы сделать эти пустынные островки пригодными для полноценной жизни. Местные жители отзывались о нем как о «сумасшедшем русском, купившем скалистый остров, на котором могли обитать только кролики». Со временем Мясин не только построил там для себя виллу (по проекту Ле Корбюзье), но и разбил четыре террасных сада с плодовыми деревьями, соорудил лодочный сарай, обустроил четыре пляжа и гостевые и реставрировал маяк и сторожевую башню XIV века, дополнив ее колоннами из каррарского мрамора и танцевальной студией с дощатым полом из сибирской сосны. Воздвигнутый Мясиным театр под открытым небом впоследствии разрушил шторм, и вступивший во владение островами Рудольф задался целью его восстановить. Он надеялся продолжить дело Мясина и превратить Ли-Галли в художественный центр, о котором тот мечтал. «Остров должен ожить, – говорил Нуреев. – Сюда могли бы приезжать хореографы, а также танцовщики, чтобы учиться, развивать хореографию, преподавать».

Лежавший в получасе плавания на лодке от Позитано и труднодоступый, когда море было неспокойно, архипелаг Ли-Галли тем не менее находился достаточно близко от побережья, чтобы гости часто просыпались от пронзительных гудков туристских катеров и женских голосов, обсуждавших на разных языках острова знаменитого русского танцовщика Рудольфа Нуреева. В августе им докучали москиты. Но, сидя на обеденной террасе, обставленной креслами и столами, чей дизайн разработал сам Мясин, Нуреев мог любоваться морскими просторами. И, наверное, ощущал то же, что испытывал и прежний владелец, когда писал, что «покорен красотою вида на море, с простирающимся вдалеке Салернским заливом… Я чувствовал, что здесь мог бы найти уединение, в котором нуждался, откажись я от изнуряющего давления избранной мною карьеры».

В соседней комнате старинными изразцами было выложено по-арабски имя матери Рудольфа. За последующие два года Нуреев покрыл изразцами все внутренние стены (большая часть изразцов была доставлена на кораблях из Севильи). Из Японии Рудольф выписал опреснительную установку для подводки питьевого водоснабжения. Такими мерами по обустройству Ли-Галли он изрядно удивил своего соседа из Равелло, Гора Видала.

В новых владениях Рудольф и Кеннет проводили время просто: они плавали, катались на водных лыжах и упражнялись в студии. Грев не мог ублажить Нуреева физически, но он «удовлетворял его иначе». «Ему доставляло большое удовольствие видеть, что я исполнял па именно так, как ему хотелось, – вспоминал Кеннет. – Он редко высказывал свое одобрение, но однажды все же похвалил меня. Я воодушевился, а он тут же добавил: “В следующий раз сделаешь еще лучше”. Он часто повторял: “Ты должен работать больше! Больше!” И тыкал при этом пальцем мне в грудь, оставляя на ней отметины». Рудольфу также нравилось слушать Грева. «Ты напоминаешь мне Эрика», – говорил он и пускался в воспоминания об их первых днях в Дании, когда он находил Бруна «прекрасным», считал его «богом» и был «готов пожертвовать для него всем».