Нусантара

Спектакль идет на средневековом яванском языке. Его не понимаем ни мы, ни, увы, наши спутники. Правда, двое из них знают сюжет спектакля и вкратце его нам пересказывают. На сцене совершают подвиги легендарные герои Арджуна, Сено, Гатот Кача, известные нам по их мавзолеям. Очаровательная принцесса-воин, имени ее я не запомнил, храбро сражается с раксасом — духом какого-то вулкана. Раксас с длинными клыками и звероподобной физиономией очень страшен, но девушка одним лишь презрительным и грациозным движением ножки заставляет его отскакивать и в ярости носиться по всей сцене. Очень своеобразна пластика актеров. Она вся какая-то плоскостная — сказывается влияние излюбленного на Яве теневого театра. Условен, но выразителен грим, условна вся манера игры, предельно стилизованы костюмы. Лишь декорации какие-то приторно натуралистические.

Патетика героических подвигов сменяется шутовскими сценами. Шуты с белыми, но почти незагримированными лицами. Это слуги царицы Шри Ганди. Они долго потешают публику шутливыми диалогами (судя по жестам и мимике, не очень высокого сорта), и их-то как раз большая часть аудитории воспринимает с интересом. Нам же, не знающим языка, все эти сцены кажутся невыносимо длинными, и мы с нетерпением ждем возвращения на сцену Арджуны или принцессы-воина.

Кое в чем вайанг-оранг напоминает пекинскую или, скорее, чжецзянскую оперу, и прежде всего — своей растянутостью. Видимо, этот слишком замедленный для европейца темп сценической игры вообще свойствен театру Юго-Восточной Азии — и бирманскому балету-пантомиме, и прославленной японской «Кабуки».

Странное впечатление оставляет музыкальное сопровождение. Гамеланг с его непривычной для европейского уха пентатонической гаммой то гипнотизирует вас какой-то расплывающейся, словно облака на небе, неторопливой музыкой, то ошарашивает неожиданными (но соответствующими действию) диссонансами.

Как-то, проходя по парку в Сурабайе, мы увидели на сцене открытого театра тех же героев, те же костюмы и грим, те же мизансцены того же спектакля, который, очевидно, очень каноничен.

Пьеса, которую мы видели, написана в одиннадцатом веке, при царе Эрлангге, когда яванская цивилизация уже сместилась на восток острова, в устье реки Брантас. Это был золотой век яванской литературы. Рознь между яванскими и суматранскими государствами продолжалась, но индуизм и буддизм в государстве Эрлангги стал постепенно примиряться и сосуществовать. Хотя царь был индуистом и даже считал себя земным воплощением Вишну, среди его приближенных было распространено тантрийское направление махаяны буддизма. Позднее обе эти религии слились в государствах Восточной Явы настолько, что когда в тринадцатом веке умер правитель государства Сингосари царь Вишнувардхата, то после сожжения его прах разделили между двумя гробницами. В чанди Млери Впшнувардхате поклонялись как воплощению Шивы, а в чанди Джаго — как бодисатве.

Нам, к сожалению, почти не пришлось повидать архитектурные памятники Восточной Явы, слишком уж они разбросаны по разным местам. Все же в приветливом горном городке Маланге нам удалось осмотреть чанди Кидал с его как бы слоистыми стенами и с очаровательной устало-скептической мордой доброго чудища Баронг над ее входом, а также полуразрушенную чанди Джаго с остатками барельефов, перегруженная композиция которых напоминает произведения современной балийской живописи.

10 ЗАПОВЕДНИК ИСКУССТВА

Мы отправляемся на остров Бали! Этот сравнительно небольшой остров, самый западный из островов Малой Зондской гряды, занимает во всей многоликой и разнообразной Нусантаре совершенно особое место. Когда в конце пятнадцатого и в шестнадцатом веке ислам с невероятной быстротой сметал все буддийско-шиваистские царства и княжества Явы и Суматры, когда он подчинил своим воинствующим доктринам все развитые государства Индонезии, Бали оказался единственным островом, на котором в неприкосновенности сохранилась домусульманская религия и теснейшим образом связанная с ней культура.

Религия индуизма пронизывает всю материальную и духовную жизнь своих последователей, их быт и искусство. На Бали сохранился шиваистский культ с примесью буддизма и местных верований. Этот остров стал в мусульманской Индонезии заповедником той яркой, тонкой и красочной культуры, которая развилась в этой части архипелага в средние века нашей эры.

В одиннадцатом — пятнадцатом веках между Бали и Явой существовали очень тесные связи. Один из крупнейших государей Восточной Явы Эрлангга был по рождению балийским принцем. Могучий правитель Маджапахита Гаджа Мада лично возглавлял посольства и военные экспедиции на Бали. После падения Маджапахита и других индуистских государств на Яве многие, не принявшие магометанства яванцы, особенно духовенство и светские феодалы, эмигрировали на Бали. Их потомки и сейчас называются Уонг (люди) Маджапахит.