Нужна ли Америке внешняя политика?

Убежденный в том, что Соединенные Штаты не смогут ограничить свои международные обязательства проповедями о гражданских добродетелях, Рузвельт начал активно втягивать страну в манипулирование глобальным равновесием. Когда Япония и Россия начали войну в 1904 году, он не клеймил позором Японию, которую по современным критериям назвали бы агрессором, потому что он опасался, что победа России позволит ей доминировать в Азии и таким образом угрожать глобальному балансу сил. Но он не облек также и свою геополитическую озабоченность в моральный крестовый поход против России. Вместо этого, применяя правила баланса сил, Рузвельт, хотя и желая ослабления России, противился нанесению поражения России до такой степени, что японская угроза пришла бы на смену российской. Поэтому он пригласил представителей воюющих сторон к себе домой в Ойстер Бэй, Залив Устриц, Нью-Йорк, где он посредничал в их споре, который окончательно был урегулирован Портсмутским договором. Урегулирование основывалось на условии азиатского баланса сил, в котором Япония, поддержанная Англией, будет противостоять имперской России, при том, что Соединенные Штаты будут поддерживать баланс между двумя сторонами в Азии, примерно так, как это делает Великобритания, сохраняя равновесие в Европе.

Такой же геополитический подход характеризовал отношение Рузвельта к Первой мировой войне. Тогда, уже не находясь у власти, он ратовал за вмешательство на стороне Англии и Франции задолго до того, как действующий президент Вудро Вильсон признал необходимость так поступить. Рузвельт опасался, что победившая Германия начнет вмешиваться в дела Западного полушария, которое в случае победы Германии потеряло бы щит британского военно-морского флота. Если бы Рузвельт оставался на своем посту президента, он, вероятнее всего, стремился бы к достижению урегулирования, аналогичного Портсмутскому договору. Он попытался бы уменьшить возможности Германии доминировать в Европе, сохранив ее как фактор в новом балансе сил. Не было бы никаких попыток сменить правительства враждебных стран или перекроить политические границы на основе таких принципов, как самоопределение.

Но Рузвельт уже не был у власти; вместо него у руля стоял президент совершенно иного склада ума, идеи которого сформируют концептуальные основы американской внешней политики на весь ХХ век. Вудро Вильсон привел Соединенные Штаты к войне во имя набора принципов, более совместимых с американским историческим опытом, чем затрагивающих европейское равновесие. Для того чтобы участвовать в системе баланса сил любой стране, необходимо исходить из того, что она сталкивается с действительной угрозой, с которой не может справиться в одиночку. В 1914 году, однако, американскую общественность трудно было убедить в том, что некие предполагаемые изменения в существующем европейском балансе могут угрожать безопасности Америки. Хотя история, как представляется, предпочитает рассматривать Рузвельта как весьма наделенного даром предвидения в отношении главной проблемы для американской внешней политики, вильсоновские идеи возобладали, потому что, какими бы радикальными и смелыми они ни казались для иностранного слуха, они представляли собой глобальное применение истин, отшлифованных во время столетия американской изоляции.

Изначальная реакция Вильсона на начало Первой мировой войны была традиционно изоляционистской. Восьмого декабря 1914 года он отклонил призыв Рузвельта увеличить вооружения Америки, поскольку он считал, что европейский пожар вел к войне, «причины которой нас не могут никак касаться, само существование которой дает нам возможности поддержания дружбы и беспристрастного обслуживания»⁵⁹.

Спустя два с половиной года Вильсон решил втянуть Соединенные Штаты в войну, но не так, как это сделал бы Рузвельт, – для того, чтобы сохранить и укрепить европейский баланс сил. Напротив, Вильсон приступил к ликвидации баланса сил и всей вестфальской системы. За три месяца до вступления Америки в войну Вильсон 22 января 1917 года определил единственно приемлемый ее исход следующим образом:

«Вопрос, от которого зависит все будущее спокойствие и политика мира, заключается в следующем: является ли нынешняя война борьбой за справедливый и безопасный мир или за новый баланс сил? …В итоге должен получиться не баланс сил, а содружество сил; не организованное соперничество, а организованный всеобщий мир»⁶⁰.