улыбаясь, ответил: «А как же, батюшка, беспременно буду».
-А что это ты ухмыляешься? – подозрительно спросил Федор и подумал: «Правильно, что я
им сейчас не стал говорить. Привезу Ксению, и тогда уже все объясню. Господи, хоша бы
поскорее этих поляков из Москвы выбить, и делом заняться. Вон, в Англии – при Елизавете
не воевали, сейчас тако же – со всеми в мире, и нам сие не помешает. Хоть страну в порядок
приведем, перед людьми стыдно не будет».
-Я? – Степа вскинул бровь «Да вовсе я не ухмыляюсь, что вы».
-Ну-ну, - проворчал Федор, глядя в синие, ласковые глаза сына. Он внезапно привлек
мальчика к себе и ворчливо проговорил: «Ты подожди. Как с поляками разберемся,
отправлю вас вдвоем с Илюхой – он домой, к матушке своей поедет, а ты – в Италию».
-Скорей бы уж, - сочно проговорил Степа, и отец, улыбнувшись, поцеловал его в рыжие
кудри.
-Лошади готовы, батюшка, - всунулся со двора Петя. « Илюха пришел, проводить нас».
Федор потрепал по холке огромного, вороного жеребца, и строго сказал Элияху: «Ты тако же
– не слоняйся, а работай, а то знаю я вас».
Отец вскочил в седло, и Степа одними губами спросил у Элияху: «Завтра в Балахну?»
Тот кивнул, и, посмотрев на Петю, что уже сидел на своем гнедом, так же неслышно ответил:
«Опосля завтра Петька со стрельбища вернется, все и обделаем. Марья, ты говорил,
маленькая, с тебя ростом – в твою одежу переоденем. Насчет лошадей я договорюсь».
Степа прикрыл глаза длинными ресницами, и, увидев озабоченное лицо старшего брата –
быстро ему подмигнул.
-Ну, с Богом, - Федор тронул своего жеребца и обернувшись к мальчишкам, что стояли на
крыльце избы – помахал им рукой.
Марья взглянула на закрытые, мощные деревянные ворота крепости, и, вздохнув,
проговорила: «Ну, сейчас на ополчение посмотрим, и по монастырям пройдем, Степу
поищем».
-А ну давай, - улыбнулся мужик, что стоял рядом, - на плечи мне залезай, выше будешь. За
мать свою не бойся, она тут, рядом.
Марья устроилась на плече и, приложив ладошку к глазам, спросила: «А много их, ну,
воинов?»
-Да уж тысяч семь, говорят, - хмыкнул мужик, - я бы и сам пошел, кабы не жена с детками.
Ворота медленно растворились, и Марья открыла рот: «Ничего себе!»
Они все шли и шли, блестело оружие, откуда-то издалека все звонили колокола, пахло
порохом и свежим ветром с Волги, а потом Марья увидела всадников, что выезжали из
Кремля вслед за ополчением.
-А сие кто? – спросила она мужика.
-Князь Дмитрий Михайлович Пожарский, что ополчением командует, и Федор Петрович
Воронцов-Вельяминов - гордо ответил мужик. «Он оружием занимается, тако же – строит, я у
него на пороховом дворе тут работаю, умнее человека и не найдешь нигде, хоша сколько
ищи».
Марья похолодела . Она вспомнила ласковые, огромные руки, рыжую бороду и его
смешливый голос: «Вот так, Марья Федоровна, а теперь сама – бери ложку и ешь, большая
уже, два годика тебе».
-Батюшка! – отчаянно, сильно закричала Марья. «Батюшка, милый, мы тут!»
Федор вздрогнул и посмотрел на толпу, что теснилась по обе стороны дороги - сбегающей с
холма, уходящей на мост через Почайну.
-Батюшка! – услышал он, и остановил коня. Маленькая девчонка, с каштаново-рыжими
косами, скатилась вниз, исчезнув в толпе, и он, спешившись, не видя ничего вокруг, -
протянул руки.
Дочь оказалась в них – легкая, синеглазая, и, обняв его за шею, плача, сказала: «Батюшка,
милый мой, ты жив, мы и не чаяли уже!»
-Марья, - потрясенно проговорил Петя сзади. «Сестричка!»
-Матушка тако же – жива, со мной, тут, тут она, - всхлипывая, сказала девочка, потянув
Федора за руку. «Батюшка, пойдемте!»
Он увидел жену – Лиза стояла, опустив руки, глядя куда-то вдаль, туда, где метались, крича,
чайки над Волгой. «Как будто вчера ее потерял, - подумал Федор, и, не обращая внимания
на шум толпы вокруг, обняв ее – нежно, осторожно, - прикоснувшись губами к теплому,
белому лбу, тихо сказал: «Здравствуй, Лизавета!»
-Матушка! – Петя прижался щекой к ее руке. «Матушка, милая!»
Женщина молчала . Синие, пустые глаза все смотрели мимо них, - на просторное, огромное,
прозрачное небо осени.
Марья Романова прижалась щекой к высокой ограде усадьбы и тихо сказала: «Ну, что уж
делать, Петруша, раз матушка твоя нашлась, и батюшка никуда не уезжает –дак подождать
надо. Я сколько надо, столько и буду ждать! – горячо добавила девушка и, помолчав,
спросила: «А как Лизавета Петровна-то?»
Петя вздохнул, растирая меж пальцев какой-то сухой лист: «Без разума она, Марьюшка, и не
оправится уже. Никого не узнает, - ни батюшку, ни нас».
-Господи, - Марья перекрестилась и шепнула: «Молиться надо, Петя, неустанно, может, и,
оправится она».
-Молятся, - юноша вздохнул. «Вон, Степан все службы выстаивает, - он на мгновение
прервался и вспомнил трясущиеся плечи младшего брата и его глухой, полный слез голос:
«Петруша, но как, же это? Скажи, что с матушкой все будет хорошо, пожалуйста, скажи!»
Отец заглянул в горницу и указал Пете глазами на дверь. Тот вышел и еще успел услышать
ласковый, мягкий голос: «Ну что ты, сыночек, ну не надо. Иди сюда, милый мой, иди, вот так,
- отец тяжело, глубоко вздохнул и замолчал.