прижимая к себе куклу – тоже улыбалась, глядя прямо на него, большими, материнскими
глазами.
Он медленно, нежно прорисовал кружево на платье дочери и подумал: «Надо же, вроде
порохом сейчас занимаюсь, артиллерией, а все равно – рука-то у меня точная осталась, и
всегда такая будет».
-Папа! – услышал он капризный голос. «Заплети!»
-Как раз я их с Шексны забрал и в подмосковную привез, - подумал Федор, - два года ей
было. И уже болтала как бойко. Сидела у меня на коленях, и я ей косы заплетал. Лиза
пришла, посмотрела, рядом на лавке устроилась, и голову мне на плечо положила. Я ей еще
шепнул тогда: «Вечером в сторожку собирайся». Господи, - он посмотрел на рисунок, -
упокой души их, пожалуйста. Ведь не страдали же они? – Федор взглянул на чистое, голубое
небо, на медленно парящую над Волгой чайку и шепнул: «Я знаю, не страдали».
Он разорвал рисунок на мелкие клочки, и, пустив их по ветру, поднявшись – пошел в Кремль.
-Каша с грибами белыми и луком, - сказал Степан, доставая из печи горшок. «Давайте,
садитесь».
Петя посмотрел на Элияху и шепотом сказал: «Ты только ему не говори, ну, насчет
Болотникова, ни к чему Степке такое знать».
-Не буду, конечно, - так же тихо ответил юноша.
-О чем это вы там? – подозрительно спросил Степа, разливая квас. «Хоша избу в порядок
привел, - он тонко улыбнулся, - уже не так запущено. Вот же Петя, что ты, что батюшка – дай
вам волю, в грязи по уши сидеть будете».
-Да мы тут ночуем только, - отмахнулся Петя, садясь за стол. «Тако же и Илюха будет. А мы,
- он на мгновение замялся, - о Марье, вот о ком».
-Ты с батюшкой поговорил? – Степа выпятил нежную губу и внимательно посмотрел на
брата.
-Да какое там, - горько ответил Петя. «Они отца Марьи на плаху отправить собираются,
разве он мне разрешит на ней жениться? А я ведь обещался, - значит, надо».
-Что за Марья? – недоуменно спросил Элияху и улыбнулся: «Ты, Степа, так вкусно готовишь,
- как мама моя».
-Вот он нам рыбы еще сделает, -со значением сказал Петя. «Завтра сходит на базар, и
сделает. Тельное и карасей в сметане».
-Меня готовить матушка учила, - вздохнул Степа, - как я еще маленький был. А Марья – он
усмехнулся, - Петруша тут у нас жениться затеял, да не ту боярышню выбрал, - подросток
развел руками и тут же получил деревянной ложкой в лоб, - легонько.
-Очень даже ту, - Петя отрезал себе ломоть свежего, ржаного хлеба. «Только, парни, сие все
в тайности обделать надо. Ты послушай, Илюха».
Выслушав, Элияху прожевал, и, накладывая себе еще каши, хмыкнул: «Сие, конечно, дело
нетрудное – девку выкрасть и до деревни довезти, однако же, что Федор Петрович скажет?»
-А мы подождем, пока он на стрельбище уедет, и тогда все сделаем, - твердо ответил Петя.
«Ну, покричит потом, но не убьет же. Ну что, поможете?- он посмотрел на подростков.
-Ну конечно, - в один голос ответили они, и Элияху добавил: «То отец, а то – дочь. И
вправду, ежели обещал чего – дак делать надо».
В открытое окно избы бил косой, яркий луч заходящего солнца, и Петя подумал: «Завтра со
Степаном грамотцу Марье передам, ну, чтобы она мне кольцо и ленту прислала. А потом
подождем, как батюшки в городе не будет – и повенчаемся. Как раз пост закончился, Третий
Спас уж две недели, как прошел».
Он вздохнул, и, перекрестившись, сказал: «Ну, Бог нам в помощь, парни».
Федор поднял голову от счетных книг и хмуро сказал: «Ну, ежели мы так и дальше будем
деньги собирать, то к Великому Посту у нас тысяч десять ополченцев на Москву двинутся.
Его, - Федор коротко дернул головой в сторону кремлевского двора, - зарыли уже?».
-Третьего дня, - коротко ответил Пожарский. «Федор Петрович, да, может, солгал он, может,
живы, ваша жена с дочкой?»
Мужчина обвел глазами избу, и хмуро сцепив загрубевшие пальцы, бросив их на стол, -
сочно выматерился. «Ежели вы с ублюдком этим заодно были…, - процедил Федор, глядя
куда-то в сторону, - дак лучше сразу скажите».
-Федор Петрович! – Минин испуганно перекрестился. «Ни о чем этом мы не ведали, сами же
знаете, тем летом мы все тут, в Нижнем Новгороде, пребывали, и вы с нами – тако же. А
Дмитрий Михайлович в усадьбе своей жил, ну, опосля ранения, в деревне».
Пожарский молчал, смотря в окно на то, как строились посреди двора ополченцы. «Господи,
- вдруг подумал князь, - какое лицо-то у него – вроде и заплакать хочет, а не может. Только
все одно – надо с ним говорить, и, чем быстрее, тем лучше».
Забили колокола Михайло-Архангельского собора, и Федор, перекрестившись, поднялся:
«Пойду на пороховой двор, потом – к оружейникам, посмотрю, как они без меня
справлялись».
Пожарский взглянул на синий, холодный блеск сапфиров, что украшали рукоять сабли, и
осторожно сказал: «Ежели бы мы на Москву под знаменами царя пошли, дак оно бы лучше
было, Федор Петрович».
-И народ этого хочет, - добавил Минин. «Мы ведь Земский Собор и тут созвать можем, все
равно – половина страны под поляками, оттуда людей ждать не приходится».
Федор вздохнул и потер лицо руками. «Сколько раз повторять вам, - не для меня трон
царский, не хочу я на нем сидеть».
Минин внезапно стукнул кулаком по столу: