o 0a115616b968c99b

разгружал шлюпки, и, вдруг, пристально посмотрев на Энни, погладила по голове

подбежавшего пса: «А это Тунерк. Он сначала с вашими собаками подерется, а потом

найдет тут свою любовь. Ну, или несколько. Как в Гренландии было. Пошли, - Констанца

кивнула на берег, - прогуляемся».

Энни испытующе посмотрела на нее, и, ничего не ответив, вскинув голову, засунув руки в

карманы парки, - кивнула.

Браун вытащил на берег бочонок с ромом, и, отерев пот со лба, увидев жену, что стояла на

серых камнях у ручья, смотря куда-то вдаль, подумал: «Ну вот, теперь и выпивка есть, и

табак – следующая зима не страшна».

Эскимоска вдруг повернулась, и, поправив перевязь, медленно, неуверенно сказала:

«Большая лодка уйдет, и мы уйдем. Туда, - она показала рукой на запад, - к нашим людям».

-Сдурела, никак, - пробормотал себе под нос Браун. Подойдя к жене, повернув ее к себе,

наклонившись, раздельно, внятно он ответил: «Большая лодка уйдет, а мы – останемся.

Будем жить тут».

-Там твой народ, - упрямо сказала женщина. Ребенок захныкал и Браун, положив руку на

голову сына, вздохнул:

-Сколько раз тебе говорить, Салли. Ты – мой народ, и Джейми, - он обнял их, вместе, и

рассмеялся, - тоже. А тут, - Браун поднял глаза к высокому, прозрачному небу, в котором

развевался флаг, - тут земля Англии, наша земля. Наш дом. И так будет всегда».

Жена помолчала и обиженно сказала: «Не Салли. Сиалук».

-Капелька дождя, - вспомнил Браун. «А маленького Уналак зовут. Западный ветер».

-Это все равно, - он поцеловал маленькое, смуглое ухо, что виднелось из-под мехового

капюшона парки. «Пойдем, - он взвалил на плечо бочонок, - там такой еды привезли, что ты

и не пробовала никогда. Бекон, например. И сыр тоже».

-Сыр? – жена подняла бровь.

-Из молока делают, - объяснил Браун.

Сиалук в ужасе помотала головой: «Это нельзя, взрослым нельзя молоко, только детям».

-Ну, немножко можно, - рассмеялся Браун, и они, рука об руку, стали подниматься наверх, на

холм.

Энни посмотрела им вслед, и, повернувшись к Констанце, изумленно спросила: «Но как ты

поняла?»

-Рыбак рыбака видит издалека, - темные глаза женщины заиграли смехом. Она подняла

какой-то камешек, и, бросив его в прозрачную, быструю воду ручья, улыбнулась: «У меня

такие же круги, были, темные. Тошнит тебя?»

Энни подышала и сердито ответила: «От сырого мяса. А тут его каждый день видишь. Два

месяца уже, - она опустилась на берег ручья, и уронила светловолосую голову в колени.

-Пойди и скажи маме, - Констанца присела рядом, и, обняв девушку, побаюкав ее,

проговорила:

-Тебе так повезло, Энни, у тебя есть мать. Я ведь без нее росла. Папа Джон, конечно, все

для меня делал, и миссис Марта – тоже, но все равно..., - она вздохнула и добавила: «Это

ведь мама. Она поймет. Вы же с Джоном любите друг друга, чего тут бояться».

Энни высморкалась, и, вымыв пальцы в ручье, найдя руку Констанцы, проговорила: «Любим,

да. Только я не хочу маму бросать, и уезжать отсюда, ей одной с Мартой будет тяжело. Вот

если бы нам можно было остаться!

-А твоя мама разве не собирается в Англию? – удивилась Констанца.

-Нет, конечно, - покачала головой Энни. «Она сейчас на юг ездила, к индейцам, теперь у нас

с ними вечный мир, и с теми, кто на западе живет – тоже. Маму тут зовут Нанук, ну, белая

медведица, ее другие вожди признали, ей нельзя бросать поселение. Тем более, она

следующим летом, как Марта подрастет, в экспедицию пойдет – исследовать берег, который

дальше лежит, наносить его на карту».

-Ну, это и Николас может сделать – заметила Констанца, поднимаясь, помогая Энни встать.

«Так что отправляйся к маме, все ей скажи, и венчайся со своим Джоном».

-А ты? – вдруг спросила Энни, глядя на живот женщины. «Я же помню, ты не хотела

венчаться? А как же дети, они ведь будут незаконнорожденными».

-Ничего, - Констанца усмехнулась, и свистом подозвала Тунерка, что лаял на тюленей, - я

тоже была незаконнорожденной. А потом стала леди Холланд. Так что с нашими детьми все

будет хорошо.

Пес сел на задние лапы, и подняв глаза к небу, зарычав, оскалившись – провыл что-то.

-Медведи, - подумала Энни, идя вслед за Констанцей к лагерю. «Собаки сегодня целый день

беспокоились».

-А, вот и палатку поставили, - заметила женщина, приложив ладонь к глазам. «Ну, теперь

надо обустраиваться, хоть и ненадолго мы здесь, а все равно – колыбель понадобится, да и

на корабль ее потом взять можно».

-А вы мальчика хотите, или девочку? – вдруг спросила Энни, когда они уже подошли к

палатке. «Наверное, мальчика, это же у тебя первое дитя».

-Второе, - подумала про себя Констанца, и, откинув полог из оленьей шкуры, твердо

ответила: «Будет мальчик».

Волк подошел к откосу холма. Вокруг – сколько хватало взора, простиралась плоская, едва

освободившаяся от снега тундра, в бирюзовом, пустынном море были видны белые

вершины айсбергов, сверху, из прозрачного, наполненного полуденным солнцем неба

доносились клики птиц.

-Я ведь тогда, в Сибири, так и не добрался на север, - подумал он. «Тайбохтой рассказывал

– там только льды и льды, но тоже люди живут. Ничего, - он вдруг усмехнулся, - зато я горы