o 0a115616b968c99b

ровный почерк брата. «Корабли из Лондона будут приходить раз в год, в начале лета –

забирать меха и оставлять вам товары для торговли с местными жителями. Не забывайте

аккуратно вести учетные книги, с теми же кораблями их надо будет посылать в Лондон – для

проверки».

-Пошлем, - хмыкнула Мэри, и, закрыв тетрадь, услышала сзади чьи-то шаги.

-Тоже не обедаете, Марья Петровна? – спросил он смешливо, наклонившись, заглянув в

перевязь. «Какая она хорошенькая, - подумал Волк, любуясь девочкой. «Ну да, и бабушка, и

мать – красавицы».

-Я поела, - она вздохнула и Волк улыбнулся: «Это, конечно, дело не мое, Марья Петровна,

но слышал я, вы тут остаться хотите, а дочку с зятем в Лондон отправить?»

Женщина нежно покраснела. «Будто заря утренняя, - подумал Волк. «Как это там, у Гомера –

ранорожденная вышла из тьмы розовоперстая Эос».

-Джон со мной говорил, вчера, - он все смотрел на белокурые, коротко стриженые волосы,

позолоченные полуденным солнцем.

Тонкие губы улыбнулись. «Видите как, Михайло Данилович, тридцать пять мне этим годом

было, а я бабушкой стану. Ну да, - Мэри вздохнула, - Джон мальчик хороший, он в Энни души

не чает, и она в нем – тоже».

-Я дедушкой стал, как мне сорока не исполнилось, - ворчливо отозвался Волк, - это, Марья

Петровна, бывает. А вот Марфу Федоровну бы вашей матушке показать, порадовать ее

внучкой еще одной, - он ласково посмотрел на длинные, темные ресницы спящей девочки.

-Тут тоже кому-то жить надо, - твердо ответила Мэри. «Тут английская земля, тут мои люди –

не могу я их просто так бросать, Михайло Данилович. Пойду, - она вдруг улыбнулась, -

посмотрю, что там Констанца с Энни для ребенка приготовили, и скажу Николасу, чтобы

корабль укрепил».

-Зачем? – удивился Волк.

Мэри указала на залив. «Вы не смотрите, что сейчас так тепло, Михайло Данилович. К

вечеру буран поднимется».

Он взглянул на темную полоску туч над горизонтом и вдруг заметил какое-то движение среди

льдин. «Трое, - посчитал Волк, - и крупные какие».

-Я завтра на рассвете Марту с миссис Браун оставлю, - услышал он спокойный голос Мэри, -

и пойду, - она кивнула на лес ледяных зубцов и трещин, - отгоню их подальше. Они после

выстрелов больше не появятся, стали оружия бояться, ученые. Опять же, - она нагнулась и

подобрала свои рукавицы, - мясо нам пригодится, и шкуры вы сможете взять с собой, в

Лондон.

-Позвольте мне, - вдруг сказал Волк и тихо, едва касаясь, помог ей надеть рукавицы.

Женщина тяжело, глубоко вздохнула и сказала: «Вон, Джон вам машет с холма, обед

закончился».

Она ушла, а Волк, постояв немного, направился к будущей фактории – все еще чувствуя

рукой прикосновение ее тонких, нежных пальцев.

Мужчина вдруг приостановился и крикнул ей вслед: «Марья Петровна! Я завтра с вами

пойду, туда – он кивнул головой на залив.

Мэри повернулась и, подойдя к нему, вскинув голову, спросила: «Вы на медведей когда-

нибудь охотились, Михайло Данилович?»

-Много раз, - ворчливо ответил Волк, и, усмехнувшись, добавил: «Я в Сибири жил, не

забывайте».

Мэри недоверчиво окинула его взглядом – с головы до ног, и коротко сказала: «Хорошо».

Над серым, туманным горизонтом едва виднелась тусклая полоска рассвета. «И, правда, -

подумал Волк, - как много снега выпало, ветер всю ночь завывал. Так резко похолодало.

Хорошо, что у Николаса паруса были свернуты, наверняка ведь порвало бы. Но открытая

вода все равно осталась, не замерзла».

-Теперь уже не замерзнет, - будто услышав его, сказала Мэри. Она шла впереди –

неслышно, легко двигаясь. Наклонившись, замерев, она шепнула: «Они уже здесь, следы

свежие. Трое. Нам надо разделиться, Михайло Данилович, так мы больше возьмем. Знаете,

куда стрелять?»

Он кивнул и так же тихо сказал: «В шею, или в грудь».

Мэри быстро, мгновенно улыбнулась, и, пожав ему руку, скользнула за ледяной зубец. Волк

подождал, пока ее шаги затихнут и пробормотал: «Это тебе не на оленей охотиться». Он

проверил мушкет и застыл, вспомнив слова Тайбохтоя: «Чем больше ты шумишь, тем

меньше зверя добудешь, они тебя стороной начнут обходить».

Мэри вышла на заснеженный берег маленького острова и, поднявшись наверх, оглянулась –

вокруг не было ничего, кроме беловато-серого, ледяного пространства. Силуэт «Ворона»

пропал в густом тумане, и она, посмотрев на небо, чуть поежилась. Оно было еще темным,

беззвездным, дул резкий, холодный северный ветер.

Она насторожилась – снег на склоне холма осыпался, Мэри увидела какое-то движение и

подняла мушкет.

Медведица – худая, с пожелтевшим мехом, выбралась наружу, и, беспокойно завозившись,

стала раскапывать берлогу.

Мэри мгновенно прильнула к земле, и, едва дыша, увидела, как двое медвежат –

толстенькие, беленькие, - карабкаются к матери.

Та ласково что-то прорычала, и, подтолкнув их ко льду, оглянулась вокруг. Медвежата

неуверенно, робко ступали по земле.

Мэри опустила глаза и посмотрела на свой мушкет, вспомнив тихий, прерывистый голос

Энни: «Мамочка, ты не сердишься? Ты прости, что так получилось, прости, пожалуйста!».

Дочь расплакалась и Мэри, прижав ее к себе, в неровном свете лампы, шепнула: «Ну что