o 0a115616b968c99b

-Вы еще хотели всех католиков в море сбросить, - съязвила Марфа, указывая на шпиль

церкви.

-Молодые были, - протянул Виллем, - горячие. Хотя, - он почесал в седой бороде, - жаль,

конечно, мы все-таки один народ, на одном языке говорим.

Они проехали через деревню, и адмирал, спешившись у таверны, заглянув в раскрытые

двери, спросил: «Месье Теодор у вас живет?»

Марфа, удерживая его лошадь, ласково усмехнулась: «Он только тут, дома, так говорит. По-

деревенски. Вроде и французский, а все равно – другой язык. И в Амстердаме тоже – как

начнет с Кардозо болтать, я и не поспеваю. Как это мне Джон покойный внушал: «Нет такого

языка – голландский, это диалект немецкого. Слышал бы его Виллем – обиделся бы,

наверняка».

-Тут, - адмирал легко поставил ее на землю и Марфа запротестовала: «Я бы и сама могла!»

-А мне, - Виллем сказал ей на ухо, - приятно. Они гулять пошли, к замку. Я велел, чтобы нам

в комнату горячей воды принесли, с дороги помоемся, а вечером – ванна будет.

-Ванна, - Марфа испытующе посмотрела на мужа.

-И бургундское, у него, - Виллем кивнул на таверну, - хорошее есть. Испанское, тоже, но я

велел его не подавать.

-Вот же упрямец, - нежно пробормотала себе под нос Марфа, отдавая лошадей слуге. Она

посмотрела вслед мужу, и, вдруг нахмурилась.

Мирьям положила дочь в колыбель и сказала: «Да все в порядке, тетя. Месье Теодор

замечательный, и жена его – тоже, и дети у них прекрасные, Стефан и Мария. Да с Элияху

поговорите, он вам расскажет все, он же долго с ними на Москве жил».

-Поговорю, конечно, - Марфа взглянула на племянницу. Та приложила ладони к

покрасневшим щекам и, отвернувшись, сказала: «Наклонилась, вот и кровь прилила. А

Мария, дочка их, у Кардозо жить будет».

-Угу, - Марфа все смотрела на женщину, а потом, ласково взяв ее за руку, шепнула: «Ну что

ты, милая. Все еще об Аврааме беспокоишься? Да Хосе в нем души не чает, лучшего отца и

представить себе нельзя».

-Да, - рассеянно сказала Мирьям, - нельзя. Она поправила одеяльце на дочери и

улыбнулась: «А Эстер тоже – легко родилась, ну да она в отца, - невысокая будет».

-Очень хорошенькая, - Марфа полюбовалась нежной, жемчужной кожей девочки, и

длинными, черными ресничками. «И она толстенькая, три месяца ей, а как будто – полгода».

-Тетя…, - вдруг повернулась к ней Мирьям и Марфа увидела, как, на одно мгновение,

наполнились слезами, заблестели большие, карие глаза.

-Что, милая? – нежно спросила женщина.

-Да так, - Мирьям опустила голову, - ничего. Скучаю по работе, вот и все.

-Ну, - Марфа поцеловала племянницу, - это же у тебя не в первый раз. Через год вернешься

к своим пациенткам, тем более, раз моя внучка при тебе будет, - все легче. Пусть и за Эстер

присматривает, когда надо, ничего страшного.

-Да, - Мирьям поправила, берет на голове. «Ну, пойдемте, тетя, пора и за стол уже».

Марфа проводила глазами стройную, в простом, шерстяном платье, спину и, обернувшись

на спящую девочку, шепнула: «Да что с твоей мамой такое, а?»

-Смотри, - сказала Марфа тихо, когда они с мужем поднимались по выложенной старым,

побитым камнем, крутой дороге к замку. «Виллем, смотри».

-Ты иди, - ласково сказал ей муж. «Иди, видишь, он там один. Потом сюда вернетесь. Побудь

с сыном, Марта».

Он посмотрел на огромного, рыжеволосого, мужчину, что стоял к ним спиной, вскинув голову,

рассматривая стены замка, и подумал: «А я ведь помню, как мы с ним наверх забирались. И

в библиотеке сидели, я ему сказки рассказывал, о рыцарях. Господи, больше трех десятков

лет прошло».

-Подержи, - Марфа сунула ему шляпу, и встряхнула сколотыми на затылке косами.

-Холодно же, - еще успел сказать адмирал, но она уже шла дальше – маленькая, стройная, в

черном, коротком плаще, что развевался на легком ветру.

-Феденька, - сказала Марфа, остановившись сзади. «Феденька, сыночек, здравствуй».

Он обернулся и подумал: «Господи, она такая, же. Морщин только больше стало. Мама,

мамочка моя».

-Матушка, - он все стоял, а потом, чуть слышно всхлипнув, повторил: «Матушка, милая моя».

-Феденька, - она потянулась, и погладила его по плечу. «Дальше не достает, - Федор, вдруг

опустившись на колени, прижался к ней, и Марфа, поцеловав рыжие волосы, обняв его,

шепнула: «Все, все, сыночек, все, я тут, я с тобой».

Она закрыла глаза и вспомнила большого, крупного мальчика, что жадно сосал ее грудь и

засыпал у нее, под боком, блаженно сопя. «Кася тогда все хотела его унести, - усмехнулась

про себя Марфа, - говорила, мол, зачем его султанское величество велел пяти нянькам за

ребенком глядеть, если вы все равно его от себя не отпускаете? А я ответила: «И не отпущу,

пока жива». А вот пришлось, - она глубоко вздохнула и тихо спросила: «Лиза-то где, с

детьми?»

-В лесу гуляют, - сын все не отрывался от нее. «Сейчас пойдем к ним, матушка, просто….

-Ничего, ничего, Феденька, - она прижалась щекой к его волосам. «Ничего, мальчик, мой. Ты

вернулся, и все будет хорошо».

Федор нашел ее руку, и, поцеловав маленькую кисть, вдохнув запах жасмина, глухо сказал:

«Господи, ну как мне тебя благодарить-то?»

-Не надо, - мать покачала его, как в детстве, - не надо, мой хороший. Ты поплачь, милый