o 0a115616b968c99b

договорился, той неделей начинаем. Внутри тоже все починим, так что к весне замок будет –

как новый».

Мать застегнула серебряную пуговицу на воротнике собольей, короткой шубы и ответила:

«Ты ведь не о сем со мной хотел поговорить, Феденька».

Он тяжело вздохнул, и, оглянувшись, присел на камень, сжав огромные руки, опустив голову.

«Покраснел-то как, - подумала Марфа. «Да, впрочем, так всегда было – он мне никогда врать

не умел. Остальным – сколько угодно, а мне нет. И Пете тоже. И Федору Савельевичу. Ну,

значит, мне все и выслушать остается. Ах, Федя, Федя».

-Матушка, - вдруг спросил Федор, - а икону вам отдать, ну, показывал я вам – руки Федора

Савельевича? Она ведь меня тогда, на Москве спасла, когда ранен я был. Вы спасли, - сын,

наконец, посмотрел на нее, и Марфа увидела слезы в его глазах.

-Да нет, Феденька, - вздохнула она, - пусть у тебя остается. А кинжал мой – у Марьи твоей, в

хорошие руки попал, - темно-розовые, в мелких морщинках губы чуть улыбнулись и она

повторила: «Ты , Феденька, скажи мне – что гложет тебя? Я ведь пойму, - она наклонилась и

легко, нежно поцеловала его в лоб.

Мужчина вздохнул, и, глядя куда-то в сторону, на золотые, рыжие склоны холмов, на

огненный закат, что висел над ними – начал говорить.

Марфа слушала, засунув руки в карманы шубки, а потом сказала: «Молодец ты, Феденька.

Мальчику двадцати одного года сие поручил. А если голову вашему Петру снесут за это, и

Марье его – тако же? Ты об этом подумал?».

-Не снесут, - упрямо ответил сын и подышал на руки. «Я Петру все рассказал, матушка, он

справится».

-Справится, - передразнила его Марфа, и, вздохнув, буркнув себе что-то под нос, спросила:

«А Лиза что говорит?».

Сын жарко, мгновенно покраснел.

-Что? – угрожающе спросила Марфа. «Твоя жена, венчанная, плоть от плоти твоей, - и ты до

сих пор ей сказать не удосужился, что дитя на стороне нагулял? Молчи, - она подняла

ладонь, - знаю, что ты думаешь, Лиза, мол, и сама…, Так твой отчим Изабеллу любил более

жизни своей, а ты…- Марфа поморщилась, - скотства своего сдержать не мог, так что ты

себя с Петром Михайловичем не равняй, Феденька».

-Она меня спасла, - упрямо пробормотал Федор. «Ну, пани Марина…, Не мог же я…»

-Отблагодарил, - Марфа уперла руки в бока. «Так отблагодарил, что бедная баба с дитем на

руках осталась, и за сим дитем половина войска московского гоняется. А кабы не Петр ваш?

– ядовито поинтересовалась Марфа. «Кабы сын твой тебя, отца, в блуд твой носом не ткнул,

так ты бы, Феденька, что – позволил бы ребенка на виселицу отправить? Откуда в тебе сие?

– мать вздохнула и добавила: «Ну, Ивана твоего я привезу, сама на Москву отправлюсь, а

Лизе ты скажи – сегодня же».

Он поворошил ногой палые, влажные листья и подумал: «Все надо говорить, без утайки.

Иначе не стоит».

-Это еще не все, матушка, - Федор стиснул зубы. «Вы дальше послушайте».

Он говорил, смотря куда-то вниз, и только потом, услышав слабый стон, испуганно взглянул

на мать. Марфа стояла, держась кончиками тонких пальцев за виски.

-Господи, - вздохнула она, присаживаясь на замшелое бревно, - Федя, ну что ты за человек

такой? Откуда в тебе блядство сие, ведь не тому тебя отчим учил, не тому – Федор

Савельевич покойный.

-Федор Савельевич и сам – не зря икону-то нарисовал, - зло пробормотал Федор,

опустившись рядом, и схватился за щеку. «Какая у нее рука тяжелая, - подумал мужчина.

-Язык свой поганый прикуси, блудник, - жестко сказала мать. «Не судьба была нам с

Федором Савельевичем повенчаться, вот и все. Я вдова был, он – мужик холостой, не тебе,

прелюбодею, судить-то нас. А ты, - Марфа скривилась, - будто и не сын мне, мерзко и

смотреть на тебя. Ты перед Лизой теперь всю жизнь должен на коленях стоять, понял? И

чтобы даже не смел куда-то еще, смотреть, ну да я послежу за этим, - она презрительно

посмотрела на сына и добавила: «И сие ей тоже расскажи, про блуд твой с Годунова

дочерью».

-Да зачем? – попытался спросить Федор. «Сие ведь не повторится, матушка».

-Не повторится, коли тебе стыдно будет, - отрезала мать. «Стыдно, что жена твоя, мать

детей твоих, чуть жизни не лишилась чрез то, что ты, взрослый мужик…, - Марфа

вздохнула. Повернувшись, мягко ступая по тропинке, она добавила: «И на глаза мне не смей

являться, покуда Лиза все знать не будет, вот как сейчас ты мне это говорил, так и ей

скажи».

Она ушла вниз, к деревне, а Федор, уронив голову в руки, прошептав: «Господи, нет, я не

смогу, не смогу, - застыл, не двигаясь. Потом он перекрестился, и, поднявшись, увидев еще

слабые, звезды в темно-синем, уже морозном небе – стал медленно спускаться с холма.

В опочивальне жарко горел камин. Лиза приподнялась на локте, и, отложив книгу,

улыбнулась: «Заговорились вы с матушкой. А нам Виллем об Индии рассказывал, так

интересно. Степа его рисовал, тоже потом, как с матушкой – хочет портрет маслом сделать.

А я вот, - она показала на Петрарку – все его читаю, никак начитаться не могу. Вот,

послушай, - она потянула к себе томик.

Коль души влюблены,

Им нет пространств; земные перемены

Что значат им? Они, как ветр, вольны,