Читаем o 41e50fe5342ba7bb полностью

З А П И С И и в ы пи с к и

Революция Мясник сказал Щепкину в 1848: «Что это, батюшка М. С., какие

беспорядки везде? то ли дело у нас! мирно, смирно, а прикажи

только нам государь Н. П., так мы такую революцию устроим, что

чудо!» (РСт 60, 1888, 443)

Резолюция Ковалевский, из попечителей став министром народного просвещения, на

трех своих же ходатайствах написал: отказать (Белоголовый).

Роль писателя в своей и чужой литературе различна: для финской литературы

учителем реализма был Булгарин (ИЛ 1985, 1)


Султан был недоволен, когда ему сказали: «Ты увидишь смерть всех близких»; но был

Редакция

доволен, когда сказали: «Ты их всех переживешь».

В «Гардениных» Эртеля дворовый пересказывает мужикам слышанное у господ «...и

когда Фауст увидел, как девицу Маргариту ведут на казнь, то встала в нем совесть, и

Развязка

он сказал: остановись, мгновенье». Пастернак должен был помнить этот вариант

Эртеля ценил Лев Толстой.

«Синтаксис у него какой-то развратный», — писал Набоков о Пастернаке (1989, 346);

«чем-то напоминает он Бенедиктова». (Действительно напоминает, по крайней мере

для текстолога: та же проблема поздней переработки ранних стихов.) И затем

Разврат

переходил к стихам Дм. Кобякова.

«Почтеннейший Иван Иваныч! Великодушный доктор наш! Всегда зачитываюсь за

ночь Статеек ваших. Гений ваш Благотворитель всей России! Вы краше дня, вы ярче

звезд, И перед вами клонит выи Весь Новоладожский уезд» итд: Некрасов, в фельетоне

184 5 «Письмо к доктору Пуфу». Одесские обороты появились не в Одессе: калька с

Родительного

aussehen была уже у гр. В. Соллогуба, «Княгиня Кочубей действительно выглядывала

падежа

настоящей барыней» (Восп., 1931, 387).

«Звучит колыбельная ночи, и где-то парит Азраил. У ангела смерти нет мочи сложить

своих аспидных крыл». Р Гамзатов, «Книга любви», 1987, 12, пер. Я. Козловского.


Риторика Нас в школе учили в конце разбора каждого произведения перечислять три

его значения: познавательное, идейно-воспитательное и литературно-

Родительного

художественное. Собственно, это точно соответствует трем задачам

падежа

риторики: docere, movere, delectare (ум, воля, чувство).

324


З А П И С И и в ы п и с к и

Риторика (Т. В.) «Риторика — всюду, где человек сперва думает, а потом

говорит, Аристотель риторичнее Платона, а единственным

греческим не-ритором был Сократ».

Мне позвонил незнакомый голос: «Я такой-то ("ах, знаю, конечно, читал"), я за-

щищаю докторскую, не откажите быть оппонентом». Тема мне близкая, специ-

алистов мало, я согласился. Времени, как всегда, в обрез. Прочитав работу, я пре-

одолел телефонный страх и позвонич ему: «Я буду говорить самые хорошие слова, не

смогу сказать лишь одного — что это научная работа; я надеюсь, что моего

риторического опыта хватит, чтобы ученый совет этого не заметил, однако

подумайте, не взять ли вам другого оппонента». Он подумал полминуты и сказал:

«Нет, полагаюсь на вас». Риторического опыта хватило, голосование было

единогласным

Романтизм — апофеоз средних жанров, как революция — апофеоз среднего

сословия. Средние жанры — те, в которых личность не

дробится в низких мелочах на случай и не растворяется в

высоких абстракциях: масштаб на уровне личности. Высокие и

низкие жанры переиерархизируются по своей проникну- тости

индивидуалистическим духом итд (с И. П.).

♦Ромул» (Дюрренматта). «Когда государство начинает убивать, оно всегда

зовет себя отечеством».

Рота в ногу Чукотские олени — полудикие: если один отобьется, приходится

подгонять к нему все стадо, потому что стадо послушнее, чем

отдельная особь (Богораз в Изв. Этн. м ).

Рамка композиционная: классицизм начинал «Пою...», романтик кончает

«...но только песня зреет» — по-современному говоря, это

выход в метатему. Так в «Лесе» героиня уходит с актерами, и

хотя зритель насмотрелся за пять актов на актерские невзгоды, он понимает, что это счастливый конец, потому что выход в

метатему. Такой же выход в концовках сомалийской сказки о

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Словари и Энциклопедии / Неотсортированное / Энциклопедии