o 746a5c7ff3383046

плечо со словами: "Вас зовут!" Я выскочила в переднюю, где меня ожидал Василий

Иванович.

-- Ради бога, уйми ты его! Это же ведь просто скандал.

-- Неужели Некрасов слышал?

-- Не знаю: по выражению его физиономии ничего не заметно, но до меня

явственно дошли слова Владимира Романовича. В нашей комнате все стараются

громко болтать, чтобы заглушить его голос.

-- Да уймитесь же вы, наконец! Ведь ему все слышно,-- говорила я, наклоняясь к

Владимиру Романовичу.

-- А! И вы начинаете подвиливать, подлипать и припадать к нужным человечкам!

Конечно, сухая ложка рот дерет! -- И он встал и, не прощаясь ни с кем, вышел в

переднюю.

После его ухода ушли и остальные гости, а вместе с ними и Некрасов, который,

таким образом, посетил наш дом в первый и последний раз. Но он при встречах с

Василием Ивановичем в редакции "Отечественных записок" не менял своего

дружески-внимательного отношения к нему. Очень скоро после "происшествия" с

ним у нас, о котором мы не могли вспомнить без крайне тяжелого чувства,

Некрасов пригласил Василия Ивановича к себе на обед, на котором присутствовали

и многие сотрудники его журнала.

Теперь я возвращусь ко времени, немного более раннему, а именно к началу 1867

года, когда журнал "Отечественные записки" принадлежал еще А. А. Краевскому24.

Однажды от секретаря этого журнала я получила записку, в которой он извещал

меня, чтобы я приехала к А. А. Краевскому, если я еще и теперь нуждаюсь в

компилятивной работе. Это известие потрясло меня своею неожиданностью.

"Как, он вспомнил свое обещание! Краевский, о котором я слыхала столько

дурного , который произвел и на меня весьма неприятное впечатление!" -- думала я.

-- Вы, конечно, не ожидали, что я вспомню о своем обещании? -- спросил

Краевский, как только что я успела раскланяться с ним и произнести несколько

слов благодарности. Он объяснил мне, что купил за очень дорогую цену (какую, он

не назвал) целую охапку рукописей и материалов о крестьянских волнениях в

Оренбургском крае в 1842--1843 годах.

-- Все эти рукописи часто об одном и том же событии в той или другой

местности, но описанные различными людьми; вы тщательно прочтете, и не один

раз, конечно, и должны толково изложить в очерке приблизительно в пять-семь

печатных листов.

Он позвонил служителю и приказал вынести за мной на извозчика плетеную

корзину. Когда я приехала домой, я увидала, что она была вся сплошь набита

рукописями, из которых каждая была написана особым почерком, большею частью

в тетрадях школьного формата на грубой желтоватой и сероватой бумаге. Я

немедленно приступила к разборке и чтению рукописей. Они уже на первых порах

представляли для меня множество затруднений. Об одном и том же волнении в

одной и той же местности было часто по нескольку описаний, сделанных

различными лицами и противоречащих одно другому в весьма существенных

чертах, нередко даже в показаниях самих крестьян. Еще более затруднял меня

неразборчивый почерк громадного большинства этих рукописей. Просиживая

нередко целый день с утра до поздней ночи за разбором какой-нибудь тетрадки в

десять -- пятнадцать листиков, мне все же приходилось обращаться то к одному, то

к другому знакомому с просьбой прочитать мне неразборчивые строки. Чтобы

лучше вникнуть в смысл описываемых событий, я была вынуждена в конце концов

переписать большую часть присланных мне бумаг.

Когда после самого усидчивого полугодового изучения материалов у меня уже

было написано более половины статьи, мне кто-то сказал (дело было в конце

декабря 1867 года), что с будущего года журнал "Отечественные записки"

переходит в руки Некрасова. Я немедленно отправилась к Краевскому, который

подтвердил справедливость слухов и шутливо добавил, что он продал

"Отечественные записки" вместе со мной. Но он тотчас же переменил шутливый

тон на более участливый, вероятно, потому, что прочел на моем лице выражение

полного отчаяния.

-- Могу вас уверить, что я говорил о моем заказе в размере пять-семь печатных

листов, сделанном вам. Мне пришлось упомянуть об этом будущим редакторам

"Отечественных записок" как потому, что я считал своею обязанностью это сделать

по отношению к вам, так и для того, чтобы поставить им на вид, что материал,

порученный вам для обработки, приобретен мною за несколько сот рублей. Раньше

я не мог известить вас о переходе моего журнала в другие руки: дал слово никому

не говорить об этом, чтобы болтовня не привлекла особого внимания цензоров к

новому журналу. Редакторами будут: Некрасов, Салтыков и Елисеев.

Следовательно, согласие на напечатание вашего труда будет зависеть от Елисеева.

Я с ним уже говорил о вас, на что он отвечал мне, что для будущей редакции

названная мною тема весьма подходящая и, если работа будет хорошо выполнена,

он, Елисеев, примет ее с удовольствием.

Меня до того поразило это известие, что я совсем растерялась. Не говоря ни слова

Краевскому, я протянула ему руку на прощанье и отправилась к Елисееву, с

которым я была уже знакома.

Екатерина Павловна Елисеева -- особа маленького роста, худенькая, с мелкими

симпатичными чертами лица, чрезвычайно подвижная, состояла в то время в