o 746a5c7ff3383046

остались в памяти под прозвищами: многих из них я скоро совсем потеряла из

виду; через два с половиною месяца я уехала в провинцию, а когда возвратилась и

явилась в знакомый кружок, его состав сильно изменился.

В первую минуту меня особенно заинтересовало то, что в руках почти каждого из

входящих была маленькая корзиночка или бумажный тюричок7. Принесенное одни

клали на стол, другие, извлекая содержимое, шутливо прибавляли что-нибудь в

таком роде: "На алтарь общественной пользы приношу сию колбасу". Еще более

удивило меня то, что гости принялись сами накрывать на стол: одни расставляли

посуду, другие выносили все лишнее из столовой, третьи втаскивали в нее стулья из

остальных комнат. Были и такие, которые делали вид, что помогают, но только

попусту суетились; опасаясь, что их упрекнут в бездействии, они перехватывали у

кого-нибудь стул, завязывали спор, и всюду уже раздавались смех, шутки, остроты.

Во время суматохи не слышно было звонков, а между тем то и дело входили

новые посетители. Мужчина высокого роста с умными серыми глазами, с

моложавым лицом, но с проседью в волосах, с симпатичною наружностью

проходил по комнате, кивая головою направо и налево и разыскивая кого-то

глазами.

-- А, словесник, селадон!8 -- кричали ему со всех сторон. Не обращая ни на кого

внимания, он подошел к Татьяне, громко поцеловал одну за другою обе ее руки и

начал проделывать то же с Верою.

-- Ах, господи, Николай Петрович, как это вам не опротивела вся эта старина! --

говорила та с сердцем, отдергивая свою руку.

-- С дурнушками я и в старину никогда не решался на это, а с прелестными,

дорогими моему сердцу "сестрами-вдовицами" буду производить ту же

манипуляцию до конца моих дней...-- И он обходил гостей, пожимая всем руки.

-- И не стыдно вам, словесник, громогласно, как нечто геройское, провозглашать

эти амурные поползновения крепостнического закала? -- кричал ему вдогонку

студент высокий худощавый юноша с чрезвычайно болезненным лицом, густо

покрытым веснушками, известный под прозвищем "Смерч", который никого не

пропускал без обличения, на всех обрушивался, как ураган, как настоящий смерч,

за что и получил свою кличку.

Николай Петрович Ваховский, которого называли "словесником", не успел еще

ответить, как Таня подвела мен к нему и начала рекомендовать, как особу, только

что соскочившую с институтской скамьи. В эту минуту к не: подошел стройный

молодой человек, лет двадцати шести-двадцати семи с удивительно эффектною

наружностью.

-- Как, это вы, Василий Алексеевич? Когда же вы возвратились?..-- закидывала

его вопросами Таня, и щек! ее покрылись густым румянцем.

Я подбежала к Верусе, чтобы разузнать, кто такие был эти гости, как мне

казалось, самые интересные из всех пока появившихся посетителей и получила в

ответ, что Николае Петрович Ваховский -- преподаватель словесности и "человек с

прошлым"9. Я призналась ей в своем невежестве и просила мне объяснить, что

значит "человек с прошлым".

-- Видишь ли, Николаю Петровичу трудно мириться с формализмом, с

казенщиной, со всем официальным... Нее может он выносить и властей с

полицейским направление ем... Все это, конечно, ценные качества, а люди отсталые

на все смотрят наоборот, и Ваховскому не раз отказывали от места: ему пришлось

переводиться из одного учебного заведения в другое, переезжать из одного города в

другой. Вот это-то и значит, что он человек с прошлым. Он сюда переехал с юга, и

теперь уже сам не ищет здесь казенного места, а занимается преподаванием в

частных домах и пансионах. Человек он хороший, даже очень хороший, но в нем

все-таки есть закваска от прежнего времени... Видала, какой он любитель лизать

ручки? Но мы ему многое прощаем: ведь он уже немолодой, почти под сорок,

естественно, что он не может быть совсем новым человеком. А другой, подле

него,-- Василий Алексеевич Слепцов. Хотя он самый настоящий человек молодого

поколения и известный писатель, но он тоже ценит нашего "словесника", дружит с

ним, считает его образованнейшим и хорошим человеком.

Меня поразила внешность Слепцова: белизну его высокого благородного лба и

бледных щек резко оттеняли густые, черные волосы и недлинная черная бородка.

Однако, несмотря на тонкие, красивые черты лица, оно было неподвижно, как

прекрасное мраморное изваяние. Стоя перед Татьяной, он продолжал разговаривать

с нею, но ни один мускул не дрогнул в его лице, глаза не меняли своего выражения.

Вдруг дверь в столовую с шумом отворилась, и в комнату ввалился с кипящим

самоваром мужик, совсем простяцкий мужик, по виду лет за сорок. Он был в

засаленной черной поддевке, в высоких смазных сапогах с напуском, с

всклокоченной бородой и с растрепанными волосами, по-видимому не водившими

близкого знакомства с гребенкой; только очки, которых в то время почти никто не

носил из простонародья, несколько противоречили внешности вошедшего.

-- Якушкин, Павел Иванович! -- закричали присутствующие и двинулись к нему.

В ту народническую эпоху, когда повсюду слышалась горячая проповедь о

сближении с народом, Якушкин знал его непосредственно. С котомкой или с