o 746a5c7ff3383046

Лекция Костомарова.-- Разговор с К. Д. Ушинским.-- Встреча с П. Л. Лавровым

Прогостив несколько дней у "сестер" и получив обещание, что одна из них заедет

за мною, чтобы отправиться вместе на лекцию Костомарова, я возвратилась в дом

моих родственников.

С самого момента приезда моей матери в Петербург у меня установились с нею

наилучшие отношения. Воспоминания о моем злополучном детстве изгладились из

моей памяти, не ставила я ей более в вину и заброшенности в институте: с

возрастом еще до окончания курса я начала сознавать, что в этом мне следует

винить лишь печальное стечение житейских обстоятельств.

Хорошие отношения с матерью установились у меня прежде всего потому, что

она увлекалась, как молоденькая девушка, многими новыми идеями, почерпаемыми

ею прежде всего из чтения книг, чем она усердно занималась в последнее время, а

также из разговоров в весьма разнообразных обществах, посещаемых ею в

Петербурге. Труду и образованию она приучилась придавать огромное значение

уже давным-давно, что же касается кодекса светских приличий и требований, то это

было ей недоступно: с ранней юности судьба закинула ее в глухую деревню, в

которой она и провела всю свою жизнь. Вот потому-то первобытные взгляды и

понятия людей, в среду которых мы с нею попали, были одинаково антипатичны

как ей, так и мне. Только мы различно реагировали на них: у меня рассуждения

посетителей моих родственников нередко вызывали возмущение, а порой и

наивное обличение, она же относилась к ним совершенно спокойно и находила их

естественными в людях материально обеспеченных, заботящихся только о своих

развлечениях и удобствах и жизнь которых лишила их возможности вдумываться в

житейские явления. Консервативные до дикости рассуждения ее брата не влияли на

ее взгляды, ни на йоту не уменьшали ее горячей любви к нему и глубокой

признательности за доверие к ней, за его родственное участие в минуты ее

особенно тяжелой материальной нужды. Когда дядя узнавал от домашних, что

матушка собирается отпустить меня на лекцию или в какую-нибудь школу, он,

смотря по настроению, или кричал на нее, или усовещивал в таком роде:

-- Подумай, сестра, зачем ей (то есть мне) трепаться по лекциям и школам? Ведь

это же глупая мода! Ты и без лекций сумела устроить свои расстроенные дела!

Сила не в них, а в том, чтобы от природы иметь что-нибудь в верхнем этаже (при

этом он стучал себя пальцами по лбу). А если там ничего нет, милая моя, так и

лекции не помогут... только привьют девочке наглость и самомнение!

-- Правда, братец, маленькое свое хозяйство я устроила и при жалком своем

образовании, но только при помощи крепостных! А теперь каждому приходится

рассчитывать только на себя!..

-- Но зачем же непременно лекции? Твоя дочь Саша по лекциям не трепалась, а

вышла умною девушкою.

-- Братец, да ведь и такая молоденькая девочка, как она, все же из лекций вынесет

побольше, чем из россказней вашего старого знакомого Селезня-вральмана... А ей

только этим и предстоит наслаждаться в наших палестинах!

Дядюшка моментально вспоминал Селезня-вральмана и забывал все остальное

при мысли, что он может сейчас рассказать о нем и о других чудаках нашего

захолустья, с которыми познакомился, навещая своего покойного отца, и свою

сестру в нашей деревне.

После обеда, происходившего обыкновенно в многолюдном обществе, если

только матушка оставалась дома" вечером, она отправлялась со мною в свою

комнату.

-- Ну, рассказывай все, все, что ты видела и слышала,-- торопила она меня, ложась

на кушетку. Я садилась подле нее и, боясь упустить какие-нибудь подробности

передавала все по порядку, знакомила ее с разудалым? весельем молодежи, с

впечатлениями, вынесенными мною из посещения новых знакомых, воскресной

школы, учительского кружка и из моих занятий. Мы сообща вся обсуждали;

многое, высказываемое молодежью, очень нравилось ей, но кое-что она находила

диким и нелепым.

-- Так он, этот мальчик,-- говорила матушка, когда я рассказала ей о придирках ко

мне Петровского,-- при всем обществе так-таки и переконфузил тебя за сережки!

Ах, бедная девочка! Но, знаешь ли, если серьезно подумать, так ведь он правильно

нападает на женщин: действительно, смешно увешивать себя всякими

балабошками и побрякушками! Наша сестра нацепит на себя браслеты, брошки,

кольца, превратит себя в идола, а другие еще завидуют! Нет, глупость это одна,

суета и тщеславие!..

Очень часто при передаче мною виденного и слышанного матушка

предупреждала меня, чтобы я не проговорилась о том или другом в обществе

родственников, а то скажут: "Вот среди какого круга людей вращается девочка с

дозволения своей матери".

Когда я сообщила ей о том, что одна из "сестер" скоро заедет за мною, матушка

сказала:

-- Пусть бы только не Веруся приехала, она так бедно одевается! Начнутся

разговоры... Ах, забыла, как они называют людей живых, смелых, но когда те бедно

одеты? "Мятежными или беспокойными элементами", что ли? Не понравится им

Веруся и тем,-- рассуждала матушка,-- что у нее такое строгое, серьезное лицо! Тут