o 746a5c7ff3383046

обнаружили неподходящий для нашей газеты обличительный и нервный тон,

несвойственный перу Шемякина. Вот видите, мы это сейчас же заметили... Не

думайте, однако, что я побеспокоил вас только для того, чтобы прочитать вам

нотацию. Я хотел посоветовать вам не пытаться работать в газетах: у вас для этого

нет ни надлежащего чутья, ни способностей. Для вас лучше было бы что-нибудь

переводить, делать компиляции...

-- Я бы с удовольствием взялась за компиляции, но никто их мне не предлагает.

Что же касается переводов, то мой муж знает много иностранных языков, напечатал

стихами перевод Гейне "Зимняя сказка", к которому в печати отнеслись с большой

похвалой, написал немало оригинальных статей и несколько книг, но и он не имеет

работы.

-- Я вижу, сударыня, что только ваше тяжелое материальное положение заставило

вас не совсем корректно поступить с редакцией "Голоса". Когда будет какая-нибудь

подходящая для вас работа в "Отечественных записках", даю вам слово вспомнить

о вас.

Я так много дурного слыхала о Краевском, что совсем не поверила его словам, но

ошиблась; хотя не очень скоро, но все же он вспомнил обо мне и поручил мне

большую работу для "Отечественных записок", но об этом будет сказано ниже.

До конца 1866 года мы вместе, то есть Василий Иванович и я, случайными

статьями заработали чрезвычайно мало, недостаточно даже для нашей, более чем

скромной жизни. К тому же чуть не половину получаемых денег мне приходилось

уплачивать за лечение тяжело больного сына. Долги наши по лавкам снова выросли

в весьма солидную сумму. Из лавок опять наотрез отказывались выдавать раньше

уплаты долга. К довершению этого ко мне однажды позвонила моя подруга С, у

мужа которой я заняла 200 рублей. Не снимая верхнего платья, она на пороге

проговорила: "Мне очень нужны деньги. Когда же ты уплатишь свой долг?" На мое

замечание, что ее муж давал мне взаймы более чем на полгода, она бросила мне с

иронической улыбкой: "Да ведь и позже нечем будет платить! Ты прекрасно это

знала, когда занимала, хорошо знаешь это и теперь... Насколько это честно,

предоставляю судить тебе самой!" -- и она резко повернулась и вышла.

Бросившись на диван в страшном волнении, я позвала Василия Ивановича и

объявила ему, что у нас остается на руках менее 40 рублей, что нам с завтрашнего

дня придется прекратить готовить обед. Из оставшихся у нас денег мы должны

выдавать прислуге на содержание, кормить детей молочной кашей и яйцами, а

самим под предлогом, что мы будем обедать у его сестры, уходить из дому.

Прислуга, конечно, видела наше положение, но я старалась делать все, чтобы менее

обнаруживать перед нею всю глубину нашего несчастья, а потому и решила

прикрыть его "фантастическими обедами". В другое время Василий Иванович стал

бы упрекать меня за фальшивую институтскую стыдливость, но в ту минуту он был

так подавлен, что на все согласился.

И вот мы с 4 до 6 ежедневно уходили гулять в какой-нибудь парк, заходя в

дурную погоду в Публичную библиотеку, а я нередко устраивала и кое-какие свои

дела: шла к кому-нибудь из знакомых за книгами или возвращала полученные.

Иногда я заставала хозяев за обедом, и они гостеприимно тащили меня разделить с

ними трапезу. Я всегда упорно отказывалась, хотя запах пищи, разносившийся в

комнате, пробуждал во мне волчий аппетит: мне казалось, что, приняв

приглашение, я невольно начну есть с жадностью и обнаружу то, что я так

старалась скрывать; мне кто-то в уши точно нашептывал: "Страдай до конца без

стона, без жалобы, без сочувствия".

Но вот наступила пятая неделя нашего блуждания по несуществующим обедам, а

в моем кармане оставалось лишь немного мелочи, которой не могло хватить на весь

следующий день на пропитание детей и прислуги.

-- Не отпустить ли мне няню? -- советовалась я с Василием Ивановичем, но тут

же сокрушалась о том, как тяжело это будет: няня -- такая чудесная женщина, так

искренно любит детей и нас! А для меня самой как горько, как обидно прекратить

литературную работу: с уходом няни мне никогда не придется присесть к

письменному столу, никогда не кончу я своего педагогического труда, который так

уже подвинут вперед10, следовательно, должна буду похерить все мечты и надежды

на будущее. Трудно было отпустить няню и потому, что младший сын, крайне

болезненный мальчик, постоянно хворавший, треш бовал не только безотлучного

присутствия при себе, но и множества услуг.

-- Никакая новая урезка тут не поможет. Опять придем к тому же,-- проговорил

Василий Иванович после долгого молчания.

-- Нам бы пробиться год-другой... У тебя и у меня будут готовы книги к печати...

Но что же делать теперь, сию минуту? Ведь завтра уже детям нечего будет есть!

Боже мой, что же делать? Что делать, говори же?..-- И я зарыдала.

-- То, что все делают в подобных случаях! Одно... одно средство...-- каким-то

раздирающим душу воплем прокричал мой муж и, не докончив фразы, быстро

выбежал из комнаты. В первый и последний раз в жизни не мог сдержать себя этот

на редкость выдержанный человек, большую часть своей жизни не только

боровшийся со всевозможными лишениями, но и с нищетой в буквальном смысле