o 8b191ad8675a2039

берег как свои пять пальцев знает, он тебе порекомендует что-нибудь надежное».

-Да я уже нашел, - ответил Фагот и разведчик подивился тому, как изменилось его обычно

хмурое, недовольное лицо.

-Ладно, - сказал Джон, - давай я с ними, - он указал на тетрадь, - сам вечерок посижу, а

потом уже приступайте с тем человеком.

-Помощь нужна тебе моя? – поинтересовался Фагот.

- Я , когда лекции по математике в Болонском университете слушал, то был любимым

учеником Джироламо Кардано, - ядовито ответил Джон. «Так что и сам как-нибудь

разберусь».

Невидная женщина в потрепанном плаще, с грязными, босыми ногами, удобнее пристроила

детей и сказала заискивающе: «Мне бы хоть медную монету, ваша милость, дочек-то

кормить надо. Я и так сюда из Лондона пешком шла, все ноги сбила. Хорошо, добрый

человек попался, на телеге подвез».

Настоятель церкви святой Марии Эдмунд Джонсон хмуро посмотрел на женщину: «Что ж ты

из Лондона сюда явилась, как, будто у нас в Оксфорде своих не хватает».

Та спустила детей на пол, и они тут же стали бегать по маленькому, запыленному залу. Мать

отодвинула с лица капюшон, и священник отшатнулся – лицо женщины было обезображено

шрамами, покрывавшими щеки и лоб. «А ведь когда-то красива была», - подумал Джонсон.

«Одни глаза остались. Кто же ее так исполосовал, бедняжку?».

-Так ваша милость, - горько сказала женщина, - как вот с этим, - она указала на лицо, - денег

заработаешь? Приличные джентльмены меня не берут, а ложиться под кого-нибудь с

французской болезнью я не могу – мне еще дочек поднимать».

-Это клиент тебя, что ли? – поинтересовался настоятель.

-Нет, муж мой покойный, благослови Господь душу его, - перекрестилась женщина. «Он у

меня ирландец был, человек ревнивый, горячий. Я девочек принесла, как он за воровство

сидел, так он и подумал, что нагуляла. Ну, пьяный был, нож под руку попался…, - нищенка

вздохнула.

- Летом его за грабеж повесили, в Тайберне, до осени мы еще Христа ради по лондонским

церквям собирали что-то, но холода ведь скоро, а у дочек моих и надеть нечего. Тут, в

деревне, все же лучше им будет, чем в городе. Мэри, Полли, - обернулась женщина, - а ну

тихо!»

Девочки – белокурая и черноволосая, - на мгновение застыли, но тут, же продолжили

карабкаться на скамьи.

-Ты убираться умеешь? – спросил священник.

-Как не уметь, ваша милость? – женщина улыбнулась. «Я к работе прилежная, на ферме в

Корнуолле росла».

-То-то я смотрю, у тебя говор не столичный, - Джонсон задумался. «Приходи с утра, будешь

полы тут, в церкви мыть, и дома у меня. Грамотная ты?»

-Да откуда? – рассмеялась женщина. «Муж мой – тот Ave Maria и Miserere мог прочитать, а я

этого не разбираю».

-Ты тогда, как помоешь тут все, - велел священник, - двери не закрывай, придет человек,

молитвенники раскладывать. Понятно?

Женщина присела, и поцеловала Джонсону руку: «Храни вас Иисус и дева Мария, святой

отец. И девочкам велю вас в молитвах поминать».

-Ты вот еще что, - сказал, раздобрившись, настоятель, - жить негде ж тебе? У старосты

церковного нашего есть хлев, там скотину не держат уже, в новый сарай перегнали, так я его

попрошу тебя с дочками туда пустить. Все крыша над головой будет. Возьми вот на первое

время, - он протянул женщине медную монету.

-Истинно, благ ко мне Господь, - та еще раз перекрестилась, - не оставляет он вдов и сирот

милостью своей. Пойдемте, девочки, - нищенка поклонилась священнику и, подхватив

дочерей на руки, вышла во двор.

-Зовут-то тебя как? – толстый фермер подозрительно взглянул на нищенку. Та поклонилась:

«Вероника, ваша милость. А это дочки мои – Полли и Мэри».

-Пухлые-то какие, - мужчина потрепал Полли по смуглой щечке. Та улыбнулась и что-то

залепетала.

-Только недавно отлучила их, ваша милость, - вздохнула женщина. «А так-то они девочки

здоровенькие, храни их Пресвятая Богородица».

-Ты католичка, что ли? – угрюмо взглянул на нее мужчина. «Нам тут еретиков не надобно».

-Муж мой покойный католиком был, врать не буду, - вздохнула женщина. «А девочек я в

англиканской церкви крестила».

-А венчалась-то ты где? – поинтересовался фермер. «Вот, смотри, тут жить будете», - он

показал на покосившееся здание хлева.

Женщина заливисто рассмеялась. «Да разве у нас венчаются, ваша милость! Со всеми в

церковь ходить не будешь, сегодня с одним живешь, завтра – с другим, к алтарю-то не

набегаешься!»

-Ты, может, заразная еще какая, - скривился мужчина.

Вероника широко перекрестилась. «Я всегда чисто ходила, муж мой покойный убил бы меня,

если бы болезнь, какую из-под клиента принесла. Так что не беспокойтесь, - она лукаво

улыбнулась и потупила глаза.

-Я человек семейный, так что ты эти свои штучки брось, - мужчина покраснел. «Живи тихо, и

чтобы никого не водила тут мне».

-Да кто ж меня такую возьмет теперь? – вздохнула Вероника, пристраивая задремавших

дочерей на соломе.

-Ну вот и зарабатывай честным трудом, - сухо сказал фермер, - а не развратом каким.

Правду говорят, Лондон этот ваш – ровно Вавилон, вертеп греховный.

Вероника огляделась, и, засучив рукава, набрав в ручье полную бадью воды, принялась

отмывать каменный пол хлева.