o 8b191ad8675a2039

и, взяв мешок, накинув плащ, окунулась в сумрак зимней ночи.

Констанца шла к развилке северных дорог, вдыхая влажный, белый туман и улыбалась.

Когда впереди уже показались домики предместья, Джордано вдруг увидел у обочины, в

холодной мороси, знакомую фигуру. Он застыл, и, было, собрался пришпорить коня, но

сзади раздался голос Джона: «А ну бери свой мешок, и слезай».

-Это еще почему? – возмутился Бруно.

-Нас двое, нам нужна сменная лошадь, - объяснил Корвино. «А ты и пешком дойдешь до

ближайшего постоялого двора».

-Я ее не звал…, - он не закончил, обернувшись, вглядевшись в глаза разведчика.

-Я тоже иногда ошибаюсь, дорогой мой гений. А вот тебе повезло – не сказать как, -

проговорил Джон, и взял под уздцы его коня.

-Иди быстро к девочке. Она бедная, наверное, продрогла там уже, и глаза все выплакала, -

сердито сказал разведчик. «Если будете в Лондоне, - Джон вдруг рассмеялся, - заходите в

гости».

Бруно спешился и Питер, наклонившись, пожал ему руку. «Спасибо тебе», - тихо сказал он.

«Спасибо за все».

-Марте привет передавай, - ответил Джордано. «И детям, они у тебя замечательные».

-У тебя все получится, - Джон потрепал его по плечу. «Поехали, Корвино, мне совсем не

улыбается провести Рождество в тюремной камере, так что давай быстрее доберемся до

Чивитавеккьи».

Она стояла, сжимая замерзшими руками наскоро собранный мешок с вещами.

Бруно подошел к ней и Констанца торопливо, ругая себя за то, что плохо подготовилась и

теперь запинается, проговорила: «Ты не думай, Джордано, я не белоручка. Я и убирать

смогу, и стирать, - все что надо. Я буду на жизнь нам зарабатывать, а ты пиши. Я латынь

знаю, почерк у меня хороший, ты можешь мне диктовать.

Если хочешь, повенчаемся, хоть у протестантов, хоть у кого, а не хочешь – как хочешь, я все

равно пойду за тобой куда угодно».

Выпалив это, девушка замолчала и, сглотнув слезы, добавила: «Все равно я без тебя не

могу. Вот».

-Констанца, - он коснулся ее холодной, гладкой щеки. «Ну что же ты мне не сказала?».

-Я сказала, - она вскинула глаза – сейчас, в тумане, они казались серыми, и в них была одна

нежность – без края. «Сказала, что люблю тебя, Джордано. И буду любить, пока мы живы».

Бруно помолчал, просто глядя на нее. Золотистые косы были наскоро прикрыты невидным

чепцом, и платье на ней было самое простенькое. Она куталась в темный, грубой шерсти

плащ.

-«Только у меня денег немного, - покраснев, пробормотала Констанца. «Драгоценности я

брать не стала, - она помолчала, - вот, какое серебро у меня было – принесла». На белой

ладони лежало несколько монет. «Но ты не волнуйся, - девушка прикусила губу, - как из

Италии выберемся, я сразу служанкой куда-нибудь устроюсь. Не пропадем».

-Иди сюда, - тихо сказал Джордано, обняв ее. «Убери это на черный день, - он усмехнулся, и

накрыл ее ладонь своей. «Пока голодать не будем, а там посмотрим».

-Куда мы теперь? - спросила Констанца, когда они уже шли по дороге на север.

-Во Францию, - ответил Джордано, - а оттуда – в Германию. «Дай мне свой мешок, я понесу»,

- он приостановился.

-Да я и сама могу, - запротестовала девушка, и вдруг, опустив глаза, смутившись,

проговорила: «Тебе только, наверное, со мной скучно будет, я же не такая умная».

-Умных много, - ворчливо отозвался Джордано, снимая у нее с плеча мешок, - а моя

Констанца такая – одна.

-Как ты сказал? – замерла она.

-Что? – непонимающе отозвался Бруно.

-Ну, вот это, сейчас, - замялась девушка.

-А, - Джордано улыбнулся и, поднеся к губам ее руку, поцеловал: «Сказал и еще раз

повторю, и буду повторять, каждый день: «Моя Констанца. Счастье мое».

-Пойдем, - Бруно чуть подтолкнул ее, - нам надо быстрей из окрестностей Рима выбраться.

Искать нас пока не будут, не спохватились еще, но все равно – мало ли».

-А где мы переночуем? – спросила Констанца, ласково глядя на него.

-Да уж не знаю, куда дорога приведет, - пожал плечами Бруно. «Но совершенно точно, - он

улыбнулся, - вместе, любовь моя. Отныне и навсегда».

Пролог

Пилтен, Курляндия

Март 1580 года

Герцогиня подошла к закрытой двери и прислушалась. В кабинете было тихо. Она

посмотрела на старый, рассохшийся косяк двери и вздохнула – замок, которому было двести

лет, отчаянно нуждался в ремонте.

Она подняла руку и осторожно поскребла косяк – посыпалась какая-то пыль.

-Магнус? – осторожно позвала она. «Магнус, ты там?».

Дверь чуть отворилась и герцог Голштинский, бывший король Ливонии, Магнус пьяно сказал:

«Ну, кто там еще?».

-Это я, - тихо сказала герцогиня, накручивая на палец рыжеватый локон.

-Пошла вон, - муж, даже не повернувшись, махнул рукой. Герцогиня услышала, как горлышко

бутылки стучит о край кубка, и вздохнула. «Магнус, - сказала она еще тише, - там лавочник

пришел, говорит, мы уже за полгода задолжали».

Муж выпил, и женщина увидела, как он поднимается. Герцогиня отступила на шаг, но было

поздно – оловянный кубок, - серебряные давно были проданы, - полетев ей в голову,

ударился в дверь. На пол выплеснулись остатки вина.

-Блядь! – муж выругался по-русски. Это было одно из немногих слов, что он выучил на языке

жены.

Герцогиня подняла кубок и аккуратно поставила на стол. «Дай мне хоть немного денег,