-Я смотрю, Матвей Федорович, - лукаво шепнул Вельяминову наследник московского
престола, старший сын царя, Иван, - ты за невестой хорошее приданое берешь.
Матвей погладил короткую золотистую бородку и смешливо ответил: «Иван Иванович,
неужто я отказываться буду, коли предлагают?». Он искоса взглянул на красивое лицо
Ивана, и в который раз подумал: «Господи, смотришь на него – и ровно покойницу,
Анастасию Романовну видишь. Только ростом не в нее – высокий, как и отец».
-А ты-то когда опять под венец, Иван Иванович? - поинтересовался Матвей. «Вон, брат твой,
- он указал на Федора Ивановича, что, не обращая внимания на разговоры вокруг него, играл
с кошкой, - уж к Покрову женится, как и я, - улыбнулся Вельяминов.
-Федя? – вдруг, тихо, позвал Иван.
Младший сын царя будто и не слышал.
-Федя? – Иван чуть повысил голос.
Брат обернулся, и, вытирая слюну с рыжеватой, редкой бороды, спросил: «Что, Ванечка?
Смотри, какой котеночек-то забавный, - он ласково почесал между ушей черного котенка, что
цеплялся за его парчовый, богато вышитый кафтан. «Вот бы мне такого, Ванечка. Мне
Борис, - он кивнул на своего будущего шурина, что сидел рядом, - обещал кошечку подарить,
как я жениться буду».
Жесткое лицо Бориса Годунова чуть исказилось в презрительной усмешке, а Иван, еле
слышно прошептал: «Ну, сам же видишь, Матвей Федорович, надо мне невесту искать, надо.
Ну, с Божьей помощью, следующим годом. Ты-то, говорят, красу какую-то неописанную за
себя берешь?»
Матвей чуть улыбнулся и поднялся – царь встал навстречу заходящей в горницу хозяйке
дома.
-Ну, Анна Васильевна, - рассмеялся государь, - благодарим тебя за хлеб, за соль, уважила
ты нас – не сказать как.
-То честь для нас великая, батюшка, - в пояс поклонилась боярыня. Ее щеки покрылись
красными пятнами от волнения. «Спасибо и тебе, что дом наш своим присутствием почтил».
-Ну как же, - царь потянулся за вином, и отец Марьи, что стоял за его креслом, тут же налил
ему чашу. «Все ж самого близкого человека своего женю, окромя сынов моих, нет у меня
друга такого, как Матвей Федорович. Прими, боярин, - царь послал ему кубок. Матвей,
улыбаясь, глядя в желто-зеленые, внимательные глаза Ивана, выпил, и склонил
золотоволосую голову.
-А что, Федор Федорович, - обернулся царь к окольничему,- пили мы, ели, рядную запись
слушали, про приданое, что ты невесте даешь, нам все известно, а самой девицы-то и не
видели? Не положено так, не по отеческим заветам невесту-то от глаз людских скрывать, -
государь усмехнулся. «Неужто ты боярину Вельяминову залежавшееся добро спихиваешь,
дочка у тебя, что кривая, али косая какая?».
Окольничий побагровел, и махнул рукой жене. Та быстро, кланяясь, вышла из палат.
-Царь-батюшка, - умильно проговорил Нагой, - разве ж бы мы жениху такому посмели что
дурное отдавать? Сейчас приведет жена моя Марью, не обессудь, девка молода, людей и не
видела еще, семнадцать лет ей всего лишь».
Иван Васильевич, улыбаясь, ответил: «Ну, как вон Федор мой, - он указал на блаженно
дремлющего младшего сына, женится, тогда мы боярыню Вельяминову к жене его возьмем,
Ирине. Так что пусть привыкает».
-Спасибо, государь, - окольничий расплылся в широкой улыбке.
Дверь чуть скрипнула и Марья робко, подталкиваемая матерью, вошла в крестовую палату.
-Поклонись, - зашипела сзади боярыня Нагая, но царь прервал ее: «Тут нам надо кланяться,
Анна Васильевна, о такой красе разве что в сказках сказывают».
-Да, - кисло сказал старший сын царя на ухо Матвею, - знал бы я, боярин...
Матвей, глядя на свою невесту, только победительно улыбнулся.
Марья смотрела на него поверх голов тех, кто собрался в горнице, и глаза ее сейчас были не
серыми, а того удивительного, неуловимого цвета, что иногда бывает в грозовом небе.
Сапфировое, тяжелое ожерелье лежало на высокой груди, закрытой шелковым опашенем
цвета голубиного крыла. Из-под расшитого крупным жемчугом кокошника чуть виднелись
вороные, мягкие, уложенные на затылке косы.
Она была вся тонкая, ровно струна, прямая, и стояла, гордо вскинув вверх острый
подбородок, чуть улыбаясь алыми, пухлыми губами.
-Господи, - вдруг подумал Матвей, - и она ведь любит меня». Он на мгновение представил
себе Марью там, на Воздвиженке, в полутьме опочивальни, на кружевных подушках, с
разметавшимися по кровати локонами, и заставил себя глубоко вздохнуть.
Марья поклонилась мужчинам и сказала звонким, красивым голосом: «Благодарим вас,
бояре, что за нашим столом сидели, а мы завсегда слуги верные твои, государь».
Иван Васильевич потрепал девушку по щеке, - та зарделась, - и обернулся к Нагому:
«Красен сынами ты, окольничий, да и дочь у тебя хороша, вырастил на славу».
-Ваня, - вдруг очнулся младший сын государя, провожая глазами Марью. «Это моя
невеста?».
-Нет, Федор Иванович, - спокойно, сдерживаясь ответил ему Борис Годунов, - твоя невеста, -
моя сестра, Ирина Федоровна.
-А почему не эта? – капризно спросил Федор, указывая на Марью. «Хочу эту!».
-Это невеста Матвея Федоровича,- морщась, как от боли, объяснил ему старший брат. «Она
и сговорена уже, Феденька, мы ж тут ради этого и собрались».