всей форме. По спискам и вашим паспортам. Со мною восемь солдат, которые будут вас
охранять.
— А где остальной гарнизон, комендант, наши генералы? — с волнением спросил Богданов.
— Они ушли туда, — офицер неопределенно махнул рукой. — Сдаваться в плен американцам, а
я вот должен быть с вами…
— Выпустите нас.
Чайник помолчал, потом сказал:
— Хорошо. Если вы мне обещаете, что ваши люди дальше этой изгороди никуда не будут
ходить и не разбегутся. Понимаете, я должен передать вас по списку.
— Ладно. Ребята, выходи! — крикнул Богданов таким веселым голосом, какого мы давно не
слыхали.
Моряки высыпали на двор. В первую минуту никто не мог сообразить, что произошло. Неужели
свободны? Неужели вместо расстрела на Дунае или страшной смерти от огня в соломенном
сарае — свобода? Невероятно! Этого никто не ожидал. Бурная радость охватила всех. Люди
смеялись, выкрикивали какие-то слова, обнимались, хлопали друг друга по спинам, у некоторых
по щекам текли слезы… Конец унижениям, мукам от голода, фашистским побоям и окрикам…
Неужели скоро мы станем полноправными людьми, сбросим форму лагерников, оденемся как
следует и приедем на Родину? А там нас ждут дорогие люди, море и корабли, по которым мы
так стосковались. Это была ни с чем не сравнимая радость. И если люди могут быть
беспредельно счастливыми, то такими людьми были мы. В эту минуту мы забыли все плохое:
четыре года гитлеровской тюрьмы, ужас нашего положения. Впереди сверкало и искрилось
наше будущее…
Вдруг раздалась пулеметная очередь. Мы бросились врассыпную. Над деревней низко летел
самолет с черными крестами на крыльях и стрелял прямо в толпу. Это были последние укусы
умирающей гадюки. К счастью, никто не пострадал.
Навстречу морякам из соседнего сарая бежали военнопленные, которые провели с нами бок о
бок столько времени и не могли обменяться даже рукопожатием… Они увидели, что нас
выпустили, выбили дверь и выбежали на волю. Но наш доверенный был озабочен. Когда
прошли первые приступы неудержимой радости и люди снова обрели возможность думать о
чем-то другом кроме свободы, Михаил Иванович сказал:
— Если в нашу деревню Мекенлое, так она называется, забредет группа отступающих
эсэсовцев, то нам голов не сносить. Они нас уничтожат. Надо, чтобы сюда скорее пришли
американцы. А где они? Как — то нужно…
Через полчаса Чайник захотел поговорить с Богдановым. Но его не оказалось в деревне.
В разговорах, планах на будущее, в мечтах о бифштексах и чистых простынях прошло три часа.
Их не омрачало даже отсутствие Богданова. Мы были уверены, что ничего плохого с ним не
случится, Михаил Иванович пошел по какому-то важному делу и скоро вернется. Мы не
ошиблись.
Раздалось тарахтенье моторов, и в деревню въехали два маленьких бронетранспортера. На
одном из них прямо на крыше сидел улыбающийся Михаил Иванович, на другом Аранович.
Управляли машинами американцы, У нашего сарая они остановились. Из первого выскочил
американский лейтенант со светлыми усиками над верхней губой и, разбрасывая сигареты,
закричал по-английски:
— Давайте всех фрицев сюда. Берите сигареты, мальчики! Мы привезем вам еще.
Но фрицы уже выстроились и стояли как на параде, во главе с Чайником, ожидая своей участи.
Чайник держал в руках список и мешок с нашими мореходными книжками.
— Ну? Что ты хочешь мне сказать? — повернулся к нему американец.
— Господин офицер, — начал дрожащим голосом Чайник, — я уполномочен комендантом
ИЛАГ-13 передать вам по списку советских интернированных и их документы… Всего было
интернированных двести двадцать моряков и…
— Заткнись! Меня это не интересует. Давай документы, вонючка. Возьмите их, капитан, —
обратился он к Богданову, — и скажите мне, что с этими мордами сделать? Расстрелять?
— Не надо, — махнул рукой Богданов. — Здесь оставили самых безобидных.
Лейтенант подошел к побледневшему Чайнику, сорвал с него погоны и ударил солдат. Потом он
скомандовал:
— Оружие!
Солдаты стали бросать в кучу свои винтовки и автоматы. Во время этой операции
многоствольные пулеметы американских транспортеров были направлены на немцев. Из
машины вылез огромный негр и принялся ударами о землю отбивать приклады.
— Вот что, — проговорил лейтенант, молча наблюдая за тем, как негр справляется со своим
делом. — Мне некогда здесь прохлаждаться. Фрицев я заберу с собой. Пусть там с ними
разбираются. Вы, капитан, можете делать здесь все, что угодно. Деревня ваша. Можете
насиловать, грабить, выгонять немчуру из домов — одним словом, все. Они заслужили это. Эй
вы, садитесь!
Солдаты поняли и полезли в машины. С ними сел и Чайник. С непокрытой головой стоял
старик, бургомистр деревни Мекенлое. Он с ужасом смотрел на американцев, на моряков и