o a3f5f3fb25c31a8f

— Киви мы погрузим в ящике. Ящик окован железными полосами, задняя стенка есть,

переднюю заменяют металлические полосы, достаточно прочные, в верхних досках ящика

набиты гвозди на случай, если слоненок начнет сердиться и выгибать спину. Иначе он выдавит

крышку. Пантера в большой крепкой клетке с решеткой, морской лев тоже, одним словом, все

пассажиры имеют свою специально приспособленную для перевозки тару.

— А удавы?

— Удавов только что накормили, и они спокойно спят в ящиках с дырками. Змеи доставят вам

меньше всего хлопот. Мы их положим сверху, в трюм.

— А ящики заколочены? — с опаской спросил я.

— Обязательно. Удавы могут спать долго, если они сыты. Воздуха для них, полагаю, хватит.

Профессор Зауфер дал мне размеры всех клеток и на прощание сказал:

— Еще будет несколько мешков и ящиков с провизией для моих питомцев. У каждого свое

меню. Кому надо давать мясо, кому рыбу, а кому семя и орехи.

Я прошу, чтобы кто-нибудь из команды взялся ухаживать за животными — кормить, поить,

чистить клетки. Это необходимо. Конечно, за отдельную плату. Завтра, вероятно, начнем

погрузку.

Первым на причале появился Киви. Его привезли в большом ящике, окованном железом, такой

конструкции, как говорил Зауфер. Я пошел познакомиться со слоненком на берег. Киви был

прелестным существом с большими, как лопухи, морщинистыми ушами и умными веселыми

маленькими глазками. Я похлопал его по хоботу. Он хотел обнять меня за шею, но я уклонился

от его ласки. Киви не обиделся. Я дал ему кусок булки. Только когда кран поднял ящик в воздух,

слоненок заволновался. Он как-то странно завизжал или затрубил, но не успел опомниться, как

ящик поставили на палубу. К слону подошел Зауфер и начал ему что-то ласково говорить,

гладить, щекотать за ушами. Он попросил принести воды. Киви сунул хобот в ведро и устроил

себе душ. Видимо, ему это очень нравилось. Он сразу пришел в хорошее настроение.

За зверями охотно взялся ухаживать наш боцман, Сережа Козьмин. Он любил животных.

Макса и Фриду привезли одновременно. Они сидели в разных клетках, но Зауфер просил

поставить их в одно помещение, чтобы обезьяны не скучали. Так и сделали. Макс удивительно

походил на человека. Он пожимал всем желающим руки, брал папиросу, чиркал спичкой,

закуривал, чихал, кашлял, ходил с тросточкой, садился на ящик. Его подруга Фрида была менее

общительна. Она пугливо жалась к дальнему углу клетки и больше бегала на четвереньках.

Иногда шимпанзе разговаривали между собой, обмениваясь каким-то писком. Обе клетки

поставили в плотницкой, под полубаком, одну против другой.

С появлением обезьян на судне свободные от вахт матросы и кочегары все время торчали около

клеток, кормили сахаром Макса и Фриду, которая быстро привыкла к новой обстановке и

оказалась очень ласковой обезьяной.

Вскоре привезли красавицу Ванду. Пантера лежала в клетке, с ненавистью посматривая на

людей. Достаточно было кому-нибудь приблизиться, Ванда бросалась на решетку, рычала,

показывая свои острые клыки. Ее клетку устроили на палубе у входа в баню.

Мартышек, маленьких и веселых, оказалось двенадцать. Они помещались в одной клетке. Вели

себя шумно. Пищали, бросались орехами, дрались, кувыркались на кольцах, вырывали друг у

друга бананы, которые давал им Зауфер, — одним словом, хулиганили. Морской лев Айс был

симпатичным и красивым животным. Гладкий, черный, как лакированный, с добродушной

длинной мордой. Когда он хотел есть, то неприятно ревел, напоминая наутофон в тумане.

Кормили его свежей рыбой.

Попугай Али-Баба мне не понравился. Он жил в просторной золоченой клетке. Зауфер говорил,

что это очень редкий экземпляр. Клетку поставили в подшкиперскую кладовку, среди

боцманского инвентаря. Впервые я увидел Али-Бабу, когда попугай висел вниз головой,

уцепившись одной лапкой за жердочку. Он злобно смотрел на меня одним глазом,

полуприкрытым синеватым веком. Второй глаз у него был закрыт. Птица имела крепкий

сомкнутый кривой клюв, белое красивое оперение и залихватский хохолок на голове. Так мы

смотрели друг на друга с минуту. Я сунул палец в клетку. Попугай немедленно выпустил

жердочку, подскочил и больно меня клюнул. Потом противным, деревянным голосом он

прощелкал что-то вроде немецкого ругательства «ферфлюхтунг!» и принялся скакать по клетке,

лущить семя, изредка посматривая на меня своими круглыми глазами. В подшкиперскую

пришел боцман.

— Познакомились? — спросил он, показывая на клетку. — Ну и птичка. Драчун и сквернослов.

По-немецки шпарит. Вон палец мне прокусил. Настоящий разбойник…

Боцман подсыпал в кормушку семени, сменил воду. Пока Сергей чистил клетку, попугай

несколько раз бросался клевать ему руки.