- Саша, я - вооруженный бандит...
Я молчал.
- Саша, повернись ко мне, - укоризненно просила она, - ну, займись больным ребенком.
Наконец я сдался, отложил книгу и несколько раз на глазах Маргариты отрывал и
проглатывал большой палец собственной правой руки, а потом дрыгал им к тихому ее
восторгу. Потом надел на руку тряпичного зайца с пластмассовой бездарной головой, и он
стал беседовать с Маргаритой.
- Марго, - глупо улыбаясь, спросил заяц тонким голосом, - а почему ты валяешься в
постели среди бела дня?
- В городе желтуха, - серьезно объяснила ему Маргарита.
И тут в дверь, наконец, позвонили.
Милая девочка оказалась худющей, весьма энергичной особой маленького роста. Она
была даже меньше меня. Мне сразу не понравилось ее бледное веснушчатое лицо с
большими кругами под глазами и командный голос. Наша взаимная антипатия началась с
того, что я попытался снять с нее куртку, а она, дернув обоими плечами, сказала:
«Бросьте!» и торопливо разделась сама. Я, бормоча что-то подобострастное, опустился на
четвереньки и стал разыскивать для нее домашние тапки, которых, конечно же, не мог
найти. Тогда она, вторично скомандовав «Бросьте!», обошла мою идиотскую дворняжью
позу и вошла в комнату босиком.
- «Ну и черт с тобой», - подумал я, поднимаясь с четверенек. Маргарита увидела
стеклянные колбочки и резиновые трубочки и на всякий случай заорала благим матом.
- Папаша! - крикнула милая девочка, - возьмите ребенка на руки! И шевелитесь, ради
бога, сколько я у вас тут сидеть буду!
«Между прочим, не за спасибо пришла», - мысленно огрызнулся я, и схватил свою
горячую, толстую, орущую Маргариту.
- Сядьте!
Я сел.
- Держите ее! Ноги держите! Она меня не подпускает!
Я зажал Маргаритины ножки между колен, руками обхватил все остальное, извивающееся, как пойманный черт, и зажмурил глаза, чтобы не видеть Маргаритиной
крови.
Началась экзекуция. Маргарита беспрерывно сигналила в мое ухо густым протяжным
гудком.
- Не капает ни черта! - крикнула милая девочка. - Давайте другую руку!
- Может быть, не надо? - жалобно попросил я. - Может, обойдется?
Маргарита перекрывала наши голоса своим басом.
- Делайте, что я говорю! - скомандовала милая девочка. - Ой, какой избалованный
ребенок!
Наконец, когда Маргарита изоралась и измучилась, все было кончено. Я ненавидел
милую девочку. Она молча сложила свои причиндалы в сумку и вышла в коридор. Я
обежал ее и выступил вперед, преподнося пятерку, как преподносят в колхозах хлеб-соль
дорогим гостям.
- Спасибо... Мы так благодарны вам, - угрюмо бормотал я, не зная, куда ей сунуть эту
проклятую пятерку. Ведь есть же люди, которые умеют это делать как-то легко, красиво, достойно. Я не умею.
- Зачем это? - спросила она, в упор глядя на меня внимательным отчужденным взглядом.
- «Тяжелая баба, - подумал я. - Тоже не умеет все это как-то легко, красиво...» И опять
забормотал:
- Ну, как же... Ведь вы не обязаны... Воскресенье... Мы так благодарны.
- Я пришла, потому что Валентина Дмитриевна просила, - отрезала она. - А это уберите,
- и потянулась к вешалке за курткой. Я разозлился. «Ну нет! - подумал я, - еще обязанным
тебе оставаться?» И опять принялся всучивать ей пятерку.
- Нет, вы возьмите, пожалуйста... Как же так... Нам неловко. Мы не позволим...
Почему-то, бормоча, я все время называл себя императорским «мы», хотя, конечно, понятно почему: я представлял собой себя и возмущенно-благодарных бабу с дедом.
Я бормотал ненавидящим голосом пошлые благодарственные глупости, совал куда-то, в
направлении ее корпуса, купюру, а она хватала мои руки, отпихивала их и восклицала:
- Что вы делаете? Что вы делаете? Что вы делаете?
Все это было похоже на небольшую драчку.
- Нет, уж вы, пожалуйста, возьмите! - крикнул я. - Вы ставите меня в глупое положение!
- Это вы меня ставите! Я просто для Валентины Дмитриевны, потому что Валентина
Дмитриевна... - и все хватала мои руки и жалобно выкрикивала: - Что вы делаете? Что вы
делаете?!
И тут я придумал гениальную штуку. Я снял с вешалки куртку медсестры и, хотя та
немедленно предъявила свое «бросьте!», насильно натянул на ее тощие плечи. Пятерку
незаметно сунул в карман куртки.
- Ну, спасибо, - облегченно выдохнул я.
- Просто Валентина Дмитриевна такой человек... - бормотала она по инерции, не
поднимая глаз.
И вдруг подняла, и я увидел, какие это уставшие, умные глаза. Я молча открыл дверь, и
она также молча выскользнула на лестницу, не прощаясь. Ая добрел до детской, где
лежала Маргарита, остановился посреди комнаты и громко сказал в пространство:
- Все!
В этот момент позвонили в прихожей. Я знал - кто это, просто не думал, что она
обнаружит пятерку так скоро. Медсестра влетела в квартиру, и в коридоре между нами
вторично произошла небольшая свалка. На этот раз она - красная, возмущенная, - совала
мне пятерку, а я хватал ее за руки и беспомощно выкрикивал:
- Что вы делаете? Что вы делаете? Что вы делаете?
Руки у нее были худенькие и горячие, а волосы выбились из-под берета на лоб и лезли в