o c24ec28d571a6d65

-Ну, Федосья, - он чуть отодвинулся, - коли ты свое девство не соблюла, так я тут не причем.

Сама передо мной разделась, сама и ноги раздвинула, я тебя не насильничал. А я тебя в

жены хоша завтра возьму, слово мое крепкое».

У девки тряслись плечи, и Кольцу даже стало немножко ее жалко. «Вот же дура, - вздохнул

он про себя, - нет, коли она мне дочерей родит, уж я над ними с плетью буду стоять, чтобы

сего не получилось. Ну конечно, отца у девки нет, некому следить за ней».

-Ну, ну, - грубовато сказал он, - ну, не плачь. Повенчаемся, и все хорошо будет».

Она, сглотнув, прижалась к нему поближе, и Кольцо усмехнулся про себя: «Ох, зря ты сие

делаешь, Федосья».

-Ты ножки- то раздвинь, - шепнул он, - ты сладкая такая, что еще хочется.

Девка, было, замотала головой, но Кольцо, властно положив руку, куда надо, сказал: «Ты не

ломайся, Федосеюшка. Это целочке ломаться пристало, а ты не оная более. Ты теперь баба,

а у бабы доля одна – мужику давать».

Федосья покорно развела ноги, и, почувствовав его в себе, уткнулась лицом в мягкое,

душистое сено, скрывая рыдания.

-Вот, видишь, - Марфа потянулась и погладила сына по голове, - хоша и пару дней, а на

материнских харчах побудешь. Как чертежи-то твои?

-Да они готовы, почти, - Федор зевнул, и крепко, сладко потянулся. «Матушка, а можно

Федор Савельевич у нас отобедает завтра? Надо ему Витрувия книгу, что есть у меня, а на

стройку ее носить не след – вдруг что случится».

-Ну конечно, - Марфа улыбнулась. «Пусть приходит, хоша не мельком его увижу, а

познакомимся, как следует – все ж учитель твой».

Сын вдруг помрачнел. «И чего это уезжать мне надо? – пробурчал он, глядя в окно горницы.

«Я бы, вместо школы, лучше б еще у Федора Савельевича остался, али в Лондоне, куда на

стройку нанялся. Зачем мне эта латынь, толк от нее какой сейчас?».

-Ежели ты потом в университет хочешь пойти, - спокойно ответила мать, - например, в

Италию поехать, - латынь все же надо знать. Ну и потом, учение – оно еще никому не

мешало, кабы женщин в университеты принимали, я б сама пошла, хоша и сейчас, - она

вдруг улыбнулась. - Вот, математикой я ж занимаюсь с тобой, хоть и тебе хорошо от сего, и

мне тоже, а в Болонье, али в Падуе – ты там еще больше узнаешь.

-В Италию бы я хотел, конечно, - задумчиво сказал Федор. «И все равно – я батюшке, как он

при смерти был, обещал заботиться о тебе, а теперь, выходит, свое обещание не сдержу?

Нехорошо это получается».

-Да что со мной случится! – отмахнулась Марфа. «Ты лучше подумай, что, вона, Федосья в

Англию поедет, в августе уже, хоша и под присмотром будет на корабле, а все равно – то

люди чужие. А ты брат».

-Это верно, - Федор вдруг, рассмеявшись, наклонился над колыбелью Петеньки и пощекотал

его. Младенец расхохотался. «А ты, - серьезно сказал Федор, - ты как в Лондон приедешь,

так уже своими ногами будешь ходить! Я тебя, Петька, и не узнаю!». Он поднял брата и

вдруг, ласково, сказал: «Матушка, а как он на отца-то похож!»

-Он похож на батюшку, да, - Марфа нежно приняла сына. «Глаза-то как у Воронцовых, они

вона и у Марьи нашей такие, - лазоревые».

-А я? – вдруг спросил Федор. «Я на своего отца похож? Не помню ж я его».

-На Селима? – Марфа дала Петеньке грудь. «Да, Федя, похож ты на него – стать у вас одна,

и глаза голубые, и волосы у твоего отца тоже, - она усмехнулась, - рыжие были. А что ты

высокий такой, да большой – тут и Селим таков был, и батюшка мой покойный, Федор

Васильевич.

Ну, давай, сейчас он, - Марфа кивнула на Петеньку, - поест, а потом мы с тобой за

математику засядем, я, пока тебя не было, целый учебник сочинила на досуге, посмотрим,

справишься ли.

-Справлюсь, - независимо ответил Федор и принялся очинять перо.

-У вас на стройке, небось, так не кормят, Федор Савельевич, - усмехнулась Марфа, и налила

добавки. «Хоша и пост еще, а все равно – и постное можно вкусно готовить»

-У нас на стройке, Марфа Федоровна, - зодчий улыбнулся, - харчи казенные. Это значит,

боярин себе в карман чего положил, опосля него – дьяк, опосля – подрядчик, который харч

поставляет, ну, а уж что осталось – сие до нас и доходит. Немного, надо сказать, - мужчина

принялся за вторую тарелку щей.

-А ты чего, ровно как на иголках сидишь, - обратилась Марфа к сыну, - крутишься весь?

-Да придумал я тут кое-чего, - начал Федор.

-Нарисовать хочешь? - ласково спросила мать. «Ну, иди, ежели проголодаешься, так я вас

потом с Федором Савельевичем покормлю еще».

Федор, наскоро пробормотав молитву, и, поклонившись, матери, взбежал наверх, в свою

горницу.

-И так всегда, Марфа улыбнулась. «Бывает, говоришь с ним по делу, какому, он на тебя

смотрит, а лицо - будто и не здесь он. Головой кивает, правда, но, ежели спросить чего

потом по сему делу – не помнит».

-Я тоже в детстве такой был, - зодчий вдруг улыбнулся. Улыбка у него была красивая, и

насмешливое, сухое лицо сразу смягчилось. «Я ведь Федора годами, тоже уже на стройке

работал. Я сам смоленский, потом уж в Александровой слободе был, у государя, а сейчас

вот – в Москву перебрался».

-А как Белый Город закончите, что далее будет? - поинтересовалась Марфа.