старшая моя, - женщина чуть погрустнела, - тоже мастерица была, так вот – уж который год
про нее ничего не слышно. Сродственница-то ваша, жена Чулкова воеводы, как приехала
туда, отписала, что пропала Федосья моя, так вот – с тех пор и жду от нее весточки».
Вельяминова перекрестилась, и Марья Федоровна, положив руку на тонкие, унизанные
перстнями, пальцы боярыни, сказала: «Бог даст, Марфа Федоровна, Бог даст».
- Ну, давайте, почитаем-то, - Марфа налила себе квасу. «С тех пор, как я за Большим
Камнем была, многое поменялось-то. Вона, и Ермак Тимофеевич преставился, храни
Господь его душу».
-Милая моя Марьюшка, - начала государыня, - первым делом отпишу тебе, что народилось у
меня пятое дитя, мальчик здоровенький, крестили Яковом, по Якову Ивановичу покойному,
упокой Господь душу праведника. Крепостца наша еще шире строится, тако же зачали
ставить другие – дальше на восток. Данило Иванович все время там, а как приезжает в
Тобольск - ко мне раз-другой зайдет, да и все на этом. Ей он возвел палаты прямо наискосок
от дома нашего, там и ночует всегда. У нее уже двое сыновей родилось, а местные
инородцы ее прямо в глаза царицей сибирской называют. Боюсь я, Марьюшка, что изведет
меня она – хоша в церковь она и ходит, а все равно – глаз у сей Аграфены истинно черный.
- Да, - только и сказала Марфа, когда Марья Федоровна свернула грамотцу, - ну что ж, и
такое бывает.
-Отпишу ей, чтобы не унывала, и Господу молилась, - проговорила вдовствующая
государыня. «Может, и вернется муж-то к жене венчанной»
- Я вам так скажу, Марья Федоровна, - сухо ответила Марфа, глядя в серо-синие глаза
женщины, - хуже нет полюбовницей, быть, так что я сей Аграфене не завидую.
Марья Федоровна закусила алую губу, и, опустив голову, пробормотала: «Он на мне
жениться обещает».
- Пятый год уже, - Марфа встала и обняла государыню за тонкие, стройные плечи. «Ах,
Марья Федоровна, ну зачем вам сие? Ну да, молоды вы, я тоже молода была, так ведь на
себя посмотрите, и на него. И если б вы мне сразу сказали, я бы вам трав тогда еще дала, и
не пришлось того бы делать, что сделали». Марфа чуть побаюкала женщину, прижавшись
щекой к ее плату.
- Стыдно было, - Марья Федоровна вздохнула. «Сами же понимаете…»
- Да, - тихо ответила Марфа, и выпрямилась – на пороге стояла полная, низкорослая
Василиса Волохова, мамка царевича.
- Мыльня-то готова, боярыни, - умильно улыбнулась она. «Вашего Петеньку тоже вести,
Марфа Федоровна?».
- Ведите, конечно, - распорядилась Марфа. «Они сегодня на конях ездили, перепачкались
все».
Когда дверь закрылась, государыня едва слышно сказала: «А я ведь до сих пор помню,
какой он был, Марфа Федоровна. Сколько лет прошло – а я помню, и до самого смертного
часа своего – не забуду».
-А тут неплохо, - князь Шуйский оглядел чистую, еще пахнущую смолой горницу. «Я смотрю,
Борис Федорович, ты все подготовил».
Изба пряталась в густых лесах, вокруг было удивительно тихо, - только где-то, среди ветвей
деревьев ухал филин, да чуть ржали кони.
- Я ее прошлым годом приказал срубить, - Годунов сидел на крыльце со жбаном кваса. «Тут
как раз – до Углича пять верст, а ежели не знаешь, где она – так и не найдешь, сам же видел,
сюда конный еле проедет, тропинка узкая.
Шуйский устроился рядом и налил себе. «А чего водку не пьем, Борис Федорович? –
смешливо спросил князь.
- Вот обделаем все, и выпьем, - хмуро ответил Годунов. «На сговоре твоем, Василий
Иванович».
Мужчина, вскинув голову, посмотрел в прохладное небо и вдруг сказал: «Хорошо у нас в
России-то, князь. Вот так посидеть, вечерком, квасу попить – на Москве сего не сделаешь,
только тут и удается».
- Как ты, Борис Федорович, на престоле сидеть будешь, так еще лучше будет, - Шуйский
потянулся. «Скажи мне, а слышал я, что Старицкая-то Мария, вдова Магнуса герцога – жива
она, и вроде даже чадо у нее есть – насчет этого ты озаботиться не хочешь, а? Ну так, чтобы
никого уж, не осталось, чтобы начать заново, так сказать?».
Годунов помрачнел и выругался. «Иван Васильевич так этих двоих упрятал, что даже
патриарх Иов не знает, где они. Мы с ним все бумаги переворошили – ни следа не осталось.
Чадо там девка, все легче, однако в коем монастыре этих двоих искать – сие одному Господу
сейчас ведомо»
- Да, все же праправнучка Ивана Великого девка сия получается, - Шуйский помедлил и
вдруг спросил: «Думаешь, согласится боярыня-то мне дочь отдать?».
- А что ей останется, - рассмеялся Годунов. «На плаху лечь и всех детей за собой туда
потащить? А так – ее пострижем, сына – тако же, а девок – пусть пару лет при матери в
монастыре побудут, а потом заберу и замуж выдам, за людей нужных. И даже, Василий
Иванович, языки никому урезать не буду, я добрый, не то, что государь покойный».
- Так болтать будет Марфа Федоровна-то, - нахмурился Шуйский. «Она баба ума острого,
ровно как батюшка ее, да и брат ее покойный тоже далеко не дурак был».
- В одиночной келье много с кем не поболтаешь, - отмахнулся Борис Федорович.
- А что там за девка, ну, та кою ты мне в жены прочишь? – поинтересовался Шуйский.
- Красивая она, тихая, глаз не подымет. И хозяйственная, у них там на сей Лизавете вся