как надо будет, ничего не потеряется, да и обживаюсь я на новом месте быстро, сами ведь
знаете».
- Это верно, - мать обняла Лизу за плечи, и та, все еще всхлипывая, сказала: «А не говорила
я – ну, потому что он ничего не знает, может, я и не по сердцу ему».
- Ну как ты можешь не по сердцу быть? – улыбнулась мать. «Он, как на Масленице в гости
приезжал, то спрашивал у меня – не было ли свах еще, так я думала – это он просто так, ну,
по-семейному».
Лиза тяжело вздохнула и потерлась головой о плечо матушки. «А мама моя бы что
сказала?»
- А мама твоя бы сказала - иди, доченька, куда сердце тебя ведет, - погладила ее по голове
Марфа. «И батюшка покойный порадовался бы. Так что не плачь, Покровом повенчаешься».
Лиза вспыхнула вся – до начала прикрытой кружевами, молочно-белой шеи.
- Потому что лучшей жены для сына моего мне не найти, хоть весь свет обыщи, - добавила
боярыня, пожимая мягкую, маленькую руку Лизы.
-Что-то хорошо кормите сегодня, - хмыкнул Матвей, увидев, как стрелец ставит на пол
дымящийся горшок со щами.
- У протоиерея нашего именины, святителя Германа Константинопольского, - сухо ответил
караульный, - так он велел, ради милостыни, со своей поварни вам харчей пожаловать.
- Ну, храни его Господь, - перекрестился Вельяминов.
Когда дверь закрылась, он обернулся к адмиралу: «Что там решетка?».
- Решетка там, - ответил Виллем, рассматривая свои исцарапанные руки, - к вечеру будет на
полу лежать. Хорошо еще, что я высокий, тянуться не надо.
- А ты не застрянешь? – озабоченно поинтересовался Матвей, разглядывая небольшое,
забранное толстыми прутьями окошко.
- Вот, сразу видно, что ты никогда не плавал, - Виллем принялся за щи. «Когда по мачтам
карабкаешься, не только сила нужна, но и гибкость. Пролезу, все в порядке будет. Там,
правда, - он показал на стену, - навоза лужа, прямо под окном нашим.
- Ну, тебе не впервой, - заметил Матвей, и мужчины рассмеялись – тихо.
- А у меня именины осенью только, - грустно сказал Матвей, добравшись до дна горшка, - на
Матфея Евангелиста. А у тебя когда?
- Да через три дня уже, - усмехнулся Виллем, устраиваясь на соломе. «Мы же святых не
признаем, сам знаешь. А так – на Гийома Желонского».
- А, это который сподвижник Шарлеманя, - вспомнил Матвей. «Про него еще эта песня
написана, как ее там…
- «Алисканс», - помог Виллем.
- Именно, - обрадовался Матвей. «Мне ее покойный король Генрих читал, когда мы с ним
еще в Кракове жили. Как это там, когда Гийом находит раненого Вивьена:
Plorant li baise tot sanglant la maisele,
sa tenre bouce k'est douce con canele.
-Плача, целует его в окровавленную щеку, в нежный рот, сладкий, как корица, - Матвей вдруг
улыбнулся и закрыл глаза, как будто что-то вспоминая.
Виллем помедлил и вдруг спросил: «Слушай, а у тебя всегда так было?».
Матвей вздохнул: «Всегда. Я уж и не знаю – должно быть, Господь меня так любит сильно,
что решил мне все дать попробовать».
- Да, - протянул Виллем и оживился: «А ведь у Марты тоже именины скоро, я, помню, она
мне говорила».
- Да, на Марфу Вифанскую, сестру Лазаря, в начале лета, - улыбнулся Матвей. «Сначала у
нее, а потом у батюшки нашего покойного, на Федора Стратилата.
Матвей обвел глазами сырую, грязную камеру и проговорил: «Как все сделаем, сначала в
Париж поеду, понятно с кем, потом – в Венецию, а уж потом – на одном месте осядем,
дома».
- Я дома четырнадцать лет не был, - мрачно отозвался Виллем, - там замок, наверное, уже в
груду камней превратился. Ладно, детей у меня нет, и не будет, никому он не понадобится, -
адмирал замолчал и в наступившей тишине Матвей услышал голоса заступивших на караул
стрельцов.
- А ну не трогай сие, - сказал кто-то сочно, - этот пряник я из рук государыни самой получил.
- Красивая баба-то, жалко ее, прозябает тут во вдовстве, молодая ж еще, - зевнул второй.
«Ей бы деток рожать, а не в черном платке ходить».
- Да поверь мне, она тут времени не теряет, - расхохотался мужской голос. «Дьяка этого
знаете, Битяговского, толстого такого?»
- Ну да, пот с него все время льется, - подтвердил еще один стрелец.
- Так она с ним живет, - рассмеялся мужчина. «Как тем летом у меня конь ускакал, я ж его по
всей округе искал, ну и наткнулся на них – в лесу. Много интересного увидел, в коем месте у
государыни пятнышко родимое – тоже рассказать могу».
-Матиас, ты что? – поднял голову Виллем, увидев, как побледнел Вельяминов – смертно.
- Ничего, - откашлявшись, заставил себя произнести Матвей. «Задумался».
- Могла бы и кого-нибудь лучше найти, - презрительно сплюнул на пол один из стрельцов.
«Или дьяк этот многим славен?».
- Да уж не знаю, - отозвался второй, - там такое брюхо, что будешь искать – не найдешь. А
она ничего, худая только. Ну, что делать – вона, мы с вами – хоша и мужики приглядней
этого дьяка, а все одно – он боярин».
- Ну, не боярским достоинством сие делают, а кое-чем другим, - сказал кто-то лениво, и
стрельцы рассмеялись.
Матвей почувствовал, как сжимает пальцами рукоятку кинжала – крепко, до боли, и
посмотрев на посиневшие ногти, тихо проговорил: «Вот оно, значит, как».
- Вот, - Митенька провел палочкой черту по запыленному двору, и, выпрямившись,