o c24ec28d571a6d65

увидела, как впереди, толкая, ведут Волохова и Качалова.

Марья Федоровна, придерживая рукой труп, наклонилась, и подняла камень.

-Око за око, - сказала государыня, и, подойдя к Волохову, что опустился перед ней на

колени, занесла руку.

Марфа поднялась на крыльцо палат, и, сцепив тонкие пальцы, прошептала: «У меня

отмщение и воздаяние». Набат все гудел.

Когда от стольников остались куски тел, и толпа все еще возбужденно шумела, Марья

Федоровна, оскальзываясь в лужах крови, поднялась на крыльцо. Марфа опустила голову, и

увидела, что атласные туфли государыни промокли. К подошве прилипло что-то скользкое,

синеватое, и женщина, поморщившись, повозила ногой по ступеньке.

Рана в горле ребенка уже стала чернеть. «Жарко, - подумала Марфа, услышав жужжание

мухи. Марья Федоровна отмахнулась, и Вельяминова, посмотрев в ее остановившиеся,

мертвые глаза, ничего не сказала.

- Тихо, тихо! - раздался с края площади голос Битяговского. «Расходитесь по домам!».

Дьяк поднял голову вверх, в пронзительное, синее небо, и закричал: «А ну хватит звенеть!».

Марья Федоровна внезапно, высоко завизжала: «Он тоже!».

- Взять его! – заорали из толпы.

Битяговский, было, повернулся бежать, но, натолкнувшись на отсеченную саблей голову

Волохова, - с выколотыми глазами, изуродованную, - оступился и полетел лицом вниз, в

кровавую кашу.

-Марьюшка, - горько крикнул он, и пополз на четвереньках, рыдая, к ступенькам крыльца.

Толпа осыпала его камнями.

Дьяк протянул пухлую руку к государыне. Та молчала, баюкая тело сына, смотря куда-то

вдаль, поверх его головы.

- Марья Федоровна, - тихо сказала Вельяминова. «Матушка, пойдемте».

- Нет, - так же тихо ответила государыня. Толпа подступила уже к самому крыльцу.

Битяговского перевернули на спину и вонзили ему в живот заостренный кол. Изо рта

мужчины хлынула темная кровь, и он забился в судороге.

Высокий, мощный мужик с кузнечными клещами в руках разорвал дьяку рот, - от уха до уха,

и, отрезав язык, стал выворачивать зубы – с хрустом.

Тело Битяговского раздели, и, насадив на кол, стали сдирать с него кожу. Марья Федоровна

безучастно посмотрела на головы Волохова и Качалова, которыми смеясь, перекидывалась

толпа, и, прижав к себе тело Митеньки, ушла в палаты.

Матвей услышал тяжелый звон колокола и опустил голову в руки.

- Что, праздник сегодня какой-то? – нахмурился адмирал, и опустил кинжал, которым он

выламывал решетку.

«А ну все быстро на площадь! – раздался крик снаружи. «И набат этот заткните, а то они уже

пятого сейчас на куски рвут! Надо будет стрелять – стреляйте. И палаты ихние запечатайте –

что государыни, что опекунские, - чтобы ни одна мышь там не проскочила!»

- Не праздник, - ответил Вельяминов. «Опоздали мы, Виллем». Он лег на солому, и, закрыв

глаза, замолчал.

-Один раз я его видел, - безразлично подумал Матвей. «Тогда, летом, как в церковь они шли.

Ему еще пяти не было, он же в ноябре родился. Марья его за руку держала – он высокий

был, в нее, и волосы ее – темные. А глаза мои. Митька, Господи, Митька мой, ну что же я

наделал…, - он сжал кулаки и вдруг почувствовал на плече руку адмирала.

- Рассказывай, - потребовал тот. «Все и до конца».

- Это государственная тайна, - устало ответил Вельяминов.

- Я забыл больше государственных тайн, чем ты когда-нибудь знал, Матиас, - вздохнул

мужчина. «Ты думаешь, я что – всю жизнь с Востока пряности возил?».

Матвей сел, уронив голову в колени, и стал говорить.

- Да, - наконец, сказал Виллем. «Ну, вот что, твоей сестрой и племянниками я сам займусь, а

ты, дорогой мой, бери свою жену и отправляйся отсюда подальше. И быстрее».

Матвей почувствовал, что краснеет. «Я не могу, - наконец, проговорил, он. «Я слышал, как

они, - Вельяминов кивнул в сторону выхода из камеры, - говорили…»

- Наплевать, что ты слышал, - взорвался адмирал. «Тебе шестой десяток идет, не будь

дураком. Она тебя похоронила уже, сам понимаешь. Так что ж ей – не жить теперь?».

- Но не с этим же…, - Матвей вдруг скривился, как от боли.

- Это нам просто, - жестко сказал адмирал, - а ты подумай, каково ей было тут одной, без

защиты, с ребенком на руках. Марта – она ведь тоже о детях своих должна была думать.

Матвей посмотрел в карие глаза адмирала и спросил: «Ты мне никогда не говорил – как вы с

Мартой познакомились-то?»

- Она в меня из пистолета целилась, - нежно улыбнулся Виллем.

- Похоже на мою сестру, - пробормотал Матвей. «И зачем ты, упрямый баран, вбил себе в

голову, что она тебя не любит?».

- Она мне сама об этом сказала, - пожал плечами Виллем. «Тогда еще, в Дельфте, когда я

ее с детьми к покойному штатгальтеру привез».

- Зная Марту, - хмыкнул Матвей, - она, наверняка, сделала это из соображений высшей

государственной надобности, поверь мне».

Адмирал тяжело задумался, и, наконец, сказал: «Ну, тогда я тем более должен ее увидеть».

Он помолчал и добавил: «Матиас, может быть, твой сын… может быть, он жив еще».

- Нет, - Матвей почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы и отвернулся. «Я же отец

его, Виллем, я это сразу понял. Будто было у меня сердце – и вот, - нет его».