не звали. Царевич от несчастного случая скончался, сие печально, однако же, с каждым
может случиться. Понятно?
Марфа кивнула, и почти шепотом проговорила: «А еще?».
- Вас постригут, сына тако же – жестко сказал Годунов. «Друг друга более не увидите – сами
понимаете, в женской обители послушнику быть невместно».
- А дочери? – голос женщины был почти неслышен.
- Трое их у вас, - Годунов задумался. «Младшие, так уж и быть, пусть при вас, в обители,
пару лет побудут, потом заберем их под опеку Совета Регентского, а старшей вашей
пятнадцать ведь?»
- На Пасху, было, - прошелестела боярыня.
- Память-то у меня отменная, - улыбнулся Годунов. «Так вот, Лизавету вашу Петровну замуж
за князя Шуйского выдадим, он как раз овдовел тем годом, сорока не было ему еще, да и
кровей хороших. Василий Иванович, - он кивнул князю.
- Что сие? – взглянула Марфа на лежащую перед ней бумагу.
-Сим вы, Марфа Федоровна, от всех вотчин своих отказываетесь, и даете их в приданое
Лизавете Петровне, - объяснил Годунов. «Как вы теперь инокиня смиренная, и ваш сын тако
же – они вам и не понадобятся.
А за старшего вашего, Федора Петровича тако же не волнуйтесь – как на Москву вернемся,
он сразу на плаху ляжет. Ну, расписывайтесь, Марфа Федоровна, расписывайтесь, -
поторопил ее Годунов, - я бы и сговор завтра уже устроил, до пострижения вашего.
Марфа окунула перо в чернильницу, и вдруг, вскинув прозрачные глаза, спросила: «Что, и
венчаться тут, у трупа будете?».
Годунов, было, занес руку, но, подумав, опустил ее.
- Вы на меня не замахивайтесь, Борис Федорович, - женщина поднялась, - мой род стране
этой честно служит со времен древних. А вы, - она презрительно усмехнулась, временщик -
сегодня есть вы, а завтра – кто другой на месте вашем.
- На Москве повенчаемся, - хмуро сказал Шуйский. «Невместно это, как могила наследника
престола еще свежая».
Марфа, молча, размашисто подписалась, и, посыпав чернила песком, вышла из палат,
захлопнув за собой дверь.
- Это хорошо, что нас не обыскивали, - Виллем достал кинжал и взвесил его на руке. «Я
смотрю, кандалы тут ржавые, если дернуть, как следует, то поддадутся».
- Да к нам и не придет никто, - горько сказал Матвей, разглядывая каменные своды. «Вона –
нужное ведро кинули, хлеба черствого со жбаном воды – тако же, что еще надобно? Они там
наверху сейчас все бегают, не до нас им».
- А мы, - Виллем стиснул зубы, и, рванув цепь, потряс перед лицом Матвея ее обрывками, -
сделаем так, что придут. Ты, Матиас, я смотрю, первый раз в тюрьме? – усмехнулся
адмирал.
- Первый, - нехотя ответил Матвей. «В Копенгагене, во время оно, я вовремя уполз, хоть и
весь бок у меня был шпагой распахан, спасибо брату моему»
- Хороша семья у вас, - заметил адмирал и мимолетно улыбнулся: «А я – он посчитал на
пальцах, - пятый. И если уж я от герцога Альбы убежал, то от ваших, - он внезапно
выругался по-русски, - солдат – тем более.
- Запомнил, смотрю, - глянул на адмирала Вельяминов.
-По сотне раз на день это слышать – дурак не запомнит, - хмуро ответил Виллем. «Теперь
давай руки и слушай меня внимательно».
Марфа вошла в палаты и, заперев дверь, спросила у Лизы, что сидела над вышиванием:
«Спят младшие?».
- Петенька да, - вздохнула девушка, - а девчонкам я велела прибраться, в горнице они у
себя.
Вельяминова села напротив дочери и сказала, глядя в синие, большие глаза: «Я тебя только
что в жены князю Шуйскому отдала, сговор завтра с утра, и сразу после этого на Москву тебя
повезут, сундук свой сейчас складывать будешь».
- Матушка, - пробормотала Лизавета, и, - Марфа ахнула, - сползла вниз, на ковер, встав на
колени. «Матушка, я прошу вас, милая, не надо, я зарежусь лучше…»
- Да тебе и нечем, - хмыкнула Марфа, и, не глядя на беззвучно рыдающую девушку, прошла
к поставцу.
- Вот, - повернулась женщина. «К поясу привесишь, под сарафан, туда полезть не посмеют,
ты ж не девка черная, а дочь моя и невеста Шуйского князя».
Лиза посмотрела на золотую, с изумрудным глазом фигурку рыси, что украшала ножны, и
едва слышно сказала: «То ж ваш кинжал».
- Теперь он твой, - коротко ответила мать. «Вставай и слушай, что я говорю, иначе сын мой
дни свои на помосте у Троицкой церкви закончит, и ты его более не увидишь».
Лиза сидела, сложив руки на коленях, и, только когда мать закончила, робко спросила: «А
ежели не получится?».
- Хочешь жить, и Федора женой стать, - щека Марфы чуть дернулась, - сделаешь, так, чтобы
получилось. Далее – повенчаться вам с Федей надо обязательно, хоша мне эти вотчины и ни
к чему уже, я сюда возвращаться не собираюсь, - Вельяминова нехорошо, хищно
улыбнулась, - однако ж не для того я их от царя получала, чтобы Шуйский, али еще кто ими
владел. Годунов, может, конечно, их в казну забрать, однако Годунов тоже – не вечен.
- Да и не только из-за вотчин, - женщина тряхнула красивой головой, - Федор, сама знаешь,
не таков мужик, чтобы без венцов брачных с бабой жить. Хоша как – но чтобы опись о
венчании была у вас.
- Потом – там Федор знает, что где брать, заберете – и бегите отсюда, подальше. Языки вы
знаете, не пропадете. И вот еще что, - Марфа порылась в ларце и достала холщовый