мешочек, - настой я тебе сварю сейчас и с собой дам, а потом уже сама. Ну, ты мне с
травами помогала, знаешь.
- Да зачем, матушка? – нежно улыбнулась Лиза, и Марфа на мгновение вспомнила, как
покойная мать собирала ее в Чердынь.
- Затем, что осядете на одном месте, там и рожать будешь, - тихо ответила Марфа, а про
себя добавила: «И затем, что Шуйскому доверять нельзя».
Параша просунула голову в дверь и спросила: «Звали, матушка? Марья тако же тут».
Марфа отложила перо и сказала: «Заходите».
Она обвела глазами двойняшек, и вдруг, глядя на Прасковью, увидела перед собой ее отца –
девочка стояла, гордо откинув голову, темные, волнистые волосы падали ей на плечи, и
женщина подумала: «Господи, а глаза-то у нее Машины – ровно ночь самая черная, и звезды
в ней мерцают».
- Так, - сухо начала Марфа. «Я там краем уха слышала, что землянка у вас на острове
есть?».
- А что, - было, начала Марья, но мать устало прервала ее: «Ничего. Лизавета завтра опосля
обедни на Москву едет, - она подняла руку, увидев открытый рот младшей дочери, и жестко
сказала: «Говорю тут я, а все остальные – слушают».
- Ну хоть мгновение помолчи-то, - прошептала Параша, дергая сестру за рукав сарафана.
-А вы, как проводите ее, возьмете Петеньку и с ним на остров отправитесь, - приказала
Марфа. «Стрельцы, что у ворот кремлевских стоят, в это время меняются как раз,
проскользнете. Только осторожно. Лодку не отвязывайте, там недалеко, доплывете. Сидите
там, костра не зажигайте, и меня ждите.
- Кинжал, - потребовала Марья, протянув руку.
- Завтра отдам, - Марфа указала на запечатанные грамоты, что лежали на столе. «Это на
случай, ежели я не появлюсь…
-Матушка, - внезапно, горько, сказала Параша.
- На все воля Божия, - Вельяминова чуть вздохнула. «Одна грамота – она подняла письмо с
печатью «Клюге и Кроу», - в первой же конторе Ганзейского союза, что по дороге у вас будет,
покажете – там о вас позаботятся.
- Вторая, - она помедлила, - там написано, куда ее в Лондоне отнести. Там тоже все знают.
Золота я вам с собой дам, не пропадете, - она помолчала и, встав, обняла девочек – обеих.
- А как мы до Лондона-то доберемся? – внезапно спросила Марья.
-Ногами, - ответила ей сестра, и зло, непохоже на себя, добавила: «И не вернемся сюда
более, никогда в жизни».
- Так, - Марфа подумала, - ты, Марья, иди, вещи сбирай, и чтобы в один мешок заплечный
все уместилось. А ты, Прасковья, спускайся вниз, да пошарь там, где холопы одежду
оставляют – принеси мне армяк поплоше, да шаровары.
Девочка усмехнулась краем алого рта, и, кошкой выскользнув из горницы, - исчезла.
Марфа посмотрела на бронзовое солнце, что медленно опускалось за темные леса на
горизонте, и прошептала: «Ну, Бог нам в помощь»
- Что там за шум? – начальник караула откусил пряник и шумно запил его квасом.
- Да юродивый этот орет, - зевнул кто-то из стрельцов, - он хоша и блаженный, и безъязыкий,
- но голосина у него – ровно труба иерихонская. И чего он кричит – непонятно, опосля
вечерни зачал еще.
- Ну, так и заткните его, - поморщился начальник, - глава Совета Регентского в городе
пребывает, мало нам, что кровь второй день в лужах на площади стоит, так еще и с этим
уродом хлопот не оберешься. Пищали возьмите только, бросится еще.
Двое стрельцов стали спускаться по узкой лестнице вниз, в темное, пищащее крысами, горло
подвала.
-Вот же раскричался, сука – выругался стрелец, отмыкая дверь. Из-за нее несся низкий,
страдальческий рев.
Второй, держа наготове пищаль, поднимая свечу, прошел за товарищем, и, едва успев
удивленно, обиженно крикнуть: «Что…, - сполз на пол. Первый, поскользнувшись на луже
разлитых прямо у двери нечистот, хрипел – Матвей, наступив коленом на грудь, кинжалом
перепиливал его горло. Виллем наклонился и одним ударом тяжелых кандалов разбил
второму стрельцу голову.
- Вот и все, - Матвей пошарил за поясом убитого, и, найдя большие, покрытые ржавчиной
ключи, сказал адмиралу: «Руки давай».
- Шпага, пистолет, - Виллем забрал оружие у трупов и выпрямился. «Очень хорошо».
- Это сабля, - поправил его Матвей, и добавил: «В общем, одно и то же».
Адмирал снял со стрельцов кафтаны. «Я в нем утону, - проговорил Вельяминов,
рассматривая одежду, - а на тебе и два таких не сойдутся».
- Это для другого дела, - Виллем усмехнулся, - если мы тут палить начнем, весь город
сбежится. Я так в свое время испанцев убивал, ну, на суше еще гулял когда.
- Боролся за свободу своей страны, - наставительно заметил Матвей.
- Можно и так сказать, - согласился адмирал, и они, сбросив трупы в дальнем углу подвала,
замкнув дверь, стали подниматься наверх.
- Наконец-то тихо стало, - начальник караула блаженно зевнул и потянулся еще за одним
пряником. Глаза сидевшего напротив стрельца расширились, и начальник еще успел
увидеть, как протянувшаяся сзади рука одним движением, - сабля только блеснула серым
металлом, - сносит ему голову.
Начальник потянулся за пищалью, но Виллем, заткнув ему рот кафтаном, прижав мужчину к
скамье, выстрелил ему в ухо. Фонтан крови забрызгал все вокруг и Матвей грустно сказал:
«Пряников теперь нам не поесть».