каждый год, - когда он был еще ребенком. И мать – так же, как сейчас Марья, - лежала на
полу. Отец стоял, молча, выпрямившись, и Матвею иногда казалось, что он хочет заплакать
– но не может.
«Митька, - прошептал Матвей и приложил к своей щеке руку сына. «Митька, милый мой,
прости меня». Вельяминов стер слезы рукавом армяка, и, перекрестив посиневшее личико
ребенка, поцеловал его в лоб. Он опустился на колени рядом с Марьей и шепнул: «Пойдем,
счастье мое».
- Нет, - она съежилась в клубочек на каменном полу. «Тут могила сына моего, нет!»
- Марья, - он встряхнул женщину за тонкие плечи. «Ты же молодая еще, у нас будут дети.
Пойдем, уедем отсюда, и более не будем обо всем этом вспоминать. Пожалуйста, Марья, я
же люблю тебя!»
- Поздно ты приехал, Матвей Федорович, - отстраняясь от его руки, равнодушно, сказала
она. «Ты не все про меня знаешь».
- Знаю, - грубо ответил Вельяминов. «Мне все равно».
- Я плод его вытравила, - женщина все смотрела на гробик. «Это ты виноват, Матвей. Коли б
забрал ты меня тогда, ничего бы этого не было. А сейчас, - она не договорила и махнула
рукой.
- Коли б я тебя тогда забрал, Марья, - сдерживаясь, проговорил Вельяминов, - сама ведь
знаешь, сестра моя и племянники на плаху бы легли.
- Ну, вот и получается, - искусанные, обметанные болячками губы женщины скривились, - что
сестра твоя и дети ее – живы. А сын твой – мертв. Это ты его убил, Матвей».
- Прощай, - тихо сказал Вельяминов, и, прикрыв за собой тяжелую, низкую дверь – вышел.
Марфа спала, обнимая детей, и внезапно, ощутив рядом какое-то движение, еще не открыв
глаз, кошкой, потянулась за кинжалом.
Виллем устало привалился к стене землянки. «На рассвете уходить отсюда надо, - сказал
адмирал, - лесами. Прятаться пока станем, а там посмотрим. Хорошо, что лето на дворе».
- У меня золото есть, - Марфа погладила свой карман.
- Я не сомневался, - мужчина чуть улыбнулся. «Пойди, с братом своим побудь, тяжело ему
сейчас».
Петенька заворочался и пробормотал что-то во сне. «Давай, - протянул руки Виллем. Он
пристроил мальчика у себя на коленях, и, сняв армяк, укрыв его, стал едва слышно,
напевать по-немецки.
Schlaf, Kindlein schlaf,
Der Vater hüt' die Schaf,
die Mutter schüttelt's Bäumelein,
da fäl t herab ein Träumelein.
Schlaf, Kindlein schlaf.
Марфа присела, и, поцеловав ребенка в щеку, сказала: «Спасибо тебе, Виллем».
Он закрыл глаза и тихо ответил: «Я просто сделал то, что надо было сделать».
Двойняшки спали, держась за руки, в тонких пальцах Марьи был зажат клинок. Марфа
перекрестила их, и, выйдя на берег, села рядом с братом.
- Не надо, - она положила голову Матвея себе на плечо. «Я тут, Матюша, я с тобой».
Над Волгой вставал нежный, едва розовеющий рассвет.
-Ну, - сказал Матвей, передавая Параше ручницу, - стреляй.
Девочка прицелилась, и, рябчик кулем свалился вниз, к ногам охотников.
- Я тако же из лука умею, - гордо сказала Прасковья.
-Не сомневаюсь, - Матвей подобрал птицу и сказал: «Ну, пошли, нам сего, - он похлопал по
связке добычи, что висела у него на спине, - еще на несколько дней хватит.
Лошади паслись на лесной поляне.
Виллем подсадил Петю в седло и улыбнулся: «Давай, три круга сделаешь, а потом пойдем, я
там бревно через тропинку положил, уже пора начинать брать препятствия. А в Лондоне
дальше заниматься будешь».
- Туда еще добраться надо, - отозвалась Марфа. Она с младшей дочерью сидела, скрестив
ноги, у костра, чистя пистолеты.
- Если верить Матиасу, - Виллем чуть поправил осанку мальчика, и передал ему поводья, -
то до моря дней пять пути осталось. А там лодью возьмем.
- А дальше что? – вдруг спросила Марфа.
- В Бергене я вас на корабль посажу, - ответил адмирал и крикнул Пете: «Все, молодец,
давай на тропинку, я за тобой».
Марья повертела в руках пистолет и сказала: «Он так много про Восток знает! Ну, адмирал.
Он в Индии был, в Японии, на тех островах, откуда батюшка покойный специи возил. И еще
он нам с Полли про морских гезов рассказывал, он ими командовал, еще давно. Вы с ним
тогда познакомились?»
- Да, - улыбнулась мать и стала собирать оружие. «А ты бы, Марья, за костром следила,
сейчас дядя Матвей с Прасковьей вернутся, и будем птицу жарить»
- А в Лондоне у нас кто? – спросила девочка, подбрасывая в огонь дров.
-Один ваш кузен уже плавает, помощником капитана, Николас его зовут, а второй –в
Оксфорде учится, Майкл. ответила мать. «Двадцать лет им будет, осенью».
- А дядя наш где, ну, Ворон? – дочь вскинула ясные глаза.
- Он в Амстердаме, с женой своей, тетей Эстер. Помнишь, я вам про дедушку своего
рассказывала, Никиту Григорьевича? Так вот она – его приемная дочь, - Марфа вдруг
улыбнулась, вспомнив чернокудрую, худенькую девочку-подростка. «Мы, как с ней
познакомились, она только чуть старше вас была. И кузина у вас есть маленькая, Мирьям,
четыре годика ей. Как устроимся в Лондоне, съездим их навестить, обязательно».
- А ты нам учителей наймешь? – дочь на мгновение прижалась щекой к ее руке, и Марфа
удивилась – Марья обычно была неласковая, резкая, как мальчишка. «Прасковье ведь
сказать надо – подумала Марфа, - или не говорить уже? Все умерли ведь, какая разница-то.