«Он был самым смелым из всех людей, что я знал на этой земле».
- Расскажете? – Питер взглянул на него синими глазами и адмирал подумал: «Господи, одно
лицо ведь, и не отличить их».
- Расскажу, - Виллем потрепал его по голове. «Пойдем, зябко уже, да и твой дядя ждет меня
– мы с ним сегодня пить идем».
- Вино? – улыбнулся Питер.
- Думаю, что не только, - Виллем рассмеялся и, посерьезнев, остановившись, сказал:
«Питер, то, что ты видел, там, в России…»
Мальчик помолчал и вдруг, уткнувшись лицом в руку Виллема, расплакался: «Зачем они с
ним так! Он ведь был мой друг! Зачем они это!».
- Не надо, - Виллем обнял его. «Это были плохие люди, очень плохие, Питер. Ты просто, - он
присел и поцеловал ребенка в лоб, - помни, что такое бывает. Мне очень жаль, что тебе
пришлось через такое пройти».
- Оно мне снится, - сказал мальчик тихо, привалившись носом к его лицу, - и я тогда боюсь.
- Не надо, - Виллем взял его руку и добавил: «Все закончилось, Питер, и больше никогда не
вернется».
Потолок кафедрального собора уходил вверх, и Марта, подняв голову, прищурилась – яркое
летнее солнце било прямо ей в глаза.
- Берешь ли ты, Виллем, эту женщину, Марту, в свои законные жены, чтобы, начиная с этого
дня, в согласии с Божьим святым установлением, любить ее и заботиться о ней? В радости и
в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас? –
услышала она голос священника.
- Да, - ответил он, и Марта, взглянув на него, улыбнулась.
-Берешь ли ты, Марта, этого мужчину, Виллема, в свои законные мужья, чтобы, начиная с
этого дня, в согласии со Божьим святым установлением, любить его и заботиться о нем, в
радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит
вас? - обратился к ней пастор, и, Марта, твердо и громко, проговорила: «Беру».
Она почувствовала, как адмирал надевает ей на палец кольцо, - мягко, нежно, и едва
удержалась, чтобы не поцеловать его прямо здесь, у алтаря.
«И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии.
И обручу тебя Мне в верности, и ты познаешь Господа.
И будет в тот день, Я услышу, говорит Господь, услышу небо, и оно услышит землю», -
закончил пастор и они, в один голос, ответили: «Аминь».
Священник смотрел на стройную, прямую спину женщины, на мужчину, что подвел ее к
детям – две девочки и мальчик сразу кинулись их целовать, и вдруг подумал: «Господи,
какая красавица. Ну и повезло же ему, понятно, что так торопился. Надо же, Марта. Как та,
что я отпевал когда-то, двадцать лет назад, или больше даже.
Ну да, совсем молоденький юноша пришел, я еще тогда подумал – недавно женаты были,
наверное. Он попросил прочитать про Лазаря отрывок, и плакал. Сдерживался, но все равно
– плакал. А этот, - священник посмотрел на Виллема, который поднес к губам руку жены и
что-то ей шепнул, - я таких людей счастливых и не видел никогда. Ну, дай им Господь долгой
жизни, - вздохнул пастор и еще раз, напоследок, перекрестил семью.
Море за окном шуршало бесконечной, вечной песней. «Я ведь тогда поехал, и о венчании
нашем договорился, - шепнул Виллем, обнимая жену. Ее бронзовые, еще короткие локоны
лежали у него на плече. «И в таверну, где мы должны были свадебную ночь провести».
- Расскажи, - в темноте ее глаза блестели, как у кошки.
-Там совсем маленькая комната, - он наклонился и стал целовать ее, - медленно, всю, - от
томно опущенных, щекочущих его губы ресниц, до маленькой груди и ниже, - к плоскому
животу, ниже, туда, где все было – как и снилось ему, - горячим и гладким. «Одна кровать, и
больше ничего. Как здесь, - он усмехнулся, обведя рукой крохотную каморку под крышей
постоялого двора, где они спали.
- Больше ведь ничего и не надо, - Марта пропустила пальцы сквозь его волосы и попросила:
«Еще, еще, пожалуйста!».
- Я тоже так подумал, - он делал все медленно, так медленно, что она, наконец, уцепившись
пальцами за простыню, прошептала: «Я не могу больше, Виллем, ну пожалуйста, можно
мне!».
- Сначала я сделаю все, что я хочу, - он поднял руку вверх и почувствовал, как жена целует
его пальцы. «Потому что я слишком долго ждал, Марта, слишком долго. Я ведь
четырнадцать лет видел тебя во снах, любовь моя. А потом, - он на мгновение остановился и
полюбовался ей, - обнаженной, с рассыпавшимися по белой подушке волосами, - мы все
сделаем вместе».
- И так будет всегда? – она приподнялась, и Виллем, обняв ее, устраивая ее ноги у себя на
плечах, ответил: «Ну конечно, мы ведь теперь всегда все будем делать вместе». Она
двинулась навстречу и мужчина, приникнув к ее губам, прошептал: «Господи, как я хочу
тебя!».
- Я тоже, - одним дыханием застонала она, и, чувствуя, как раскрывается ее тело - для него,
- повторила: «Я тоже, любимый».
Он проснулся от какого-то шуршания за дверью, и, еще не открывая глаз, пошарил рядом с
собой – кровать была пуста. Виллем зевнул и, вдохнув запах жасмина, что шел от подушки,
увидев, что ее нет в комнате, озабоченно спросил: «С тобой все в порядке?».
Марта, что стояла на коленях над тазом в чулане, откашлялась, и, прополоскав рот, сказала:
«Да».