волосы. «Я англичанин, донья Эухения, и сюда приехал, потому что у меня сестра младшая
пропала, где-то здесь, в Южной Америке».
- Давно? – озабоченно спросила женщина.
-Четыре года назад, и вот, - юноша посмотрел на тихую воду гавани, - мы до сих пор ее
найти не можем. Так что, - он усмехнулся, - если не хотите выходить за меня замуж, - ну, все-
таки я не испанец, то скажите, - я пойму.
Эухения молчала, чувствуя как отчаянно, быстро колотится ее сердце.
- А если хотите, - Дэниел взял ее руку, - я вернусь за вами, и мы всегда будем вместе.
- Но вы еще так молоды, - еле слышным голосом сказала донья Эухения.
-Я вам расскажу, - юноша поднес ее руку к губам. «Мой отец девятнадцати лет обвенчался,
они с матерью моей потеряли друг друга, надолго, а потом встретились. И я, - он поцеловал
маленькую, с жесткими кончиками пальцев, ладонь, - ни разу не видел, чтобы люди так
любили друг друга, как они. Я тоже так хочу, - он все не отрывался от ее руки, - на всю
жизнь».
Море чуть шумело, волны накатывались на причал, - едва слышно, на западе уже
поднимались яркие звезды, и женщина, запахнув шаль, сказала:
- Давно еще, десять лет назад, мне очень нравился один человек. Там, - она кивнула на
север, - в Сент-Огастене. Потом он уехал, а я все ждала, - может, он вернется? Но нет, - она
вынула руку из его пальцев, - не вернулся.
Дэниел опять забрал ее руку и сказал, перебирая пальцы: «Я вернусь. Ты только поверь
мне, Эухения, я обещаю – вернусь. Пожалуйста, поверь, - добавил он.
- Я…я верю, - не смея посмотреть в его глаза, ответила женщина. «Верю, Дэниел».
- Я еще никогда никого не целовал, - внезапно, озорно, проговорил юноша. «Можно?».
От него пахло солью и свежим ветром. Оглянувшись, - вокруг никого не было, - Эухения
привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку – быстро.
- Нет, - Дэниел развязал ленты чепца, и ласково снял его, - белокурые косы упали на спину, -
не так, любовь моя. Я знаю, - он смешливо поднял бровь, и, - Эухения только ахнула, -
подхватив ее, посадил на деревянные перила причала, - я знаю, что можно – по-другому.
- Господи, - только и успела прошептать женщина, а потом не осталось ничего вокруг –
только его губы, только неразборчивый, тихий, нежный шепот, и Эухения, внезапно
отстранившись, потянув его за руку, сказала: «Пойдем».
Дэниел взял ее лицо в ладони, и, смотря в карие, огромные глаза, твердо сказал: «Я всегда
буду рядом, Эухения. Помни, - что бы ни случилось, я всегда буду с тобой».
Море билось о берег, капала, оплывала свеча, в грубом, глиняном подсвечнике, ставни
скрипели под сильным ветром. Он лежал, и тихо, едва касаясь, целовал ее мягкие,
рассыпавшиеся по холщовой простыне волосы. «Спасибо, - только и смог сказать Дэниел.
«Господи, любимая, спасибо тебе».
Эухения пошевелилась, и, уткнувшись лицом в его плечо, шепнула: «Я не хотела умирать,
не узнав, - как это».
Дэниел пристроил ее на себе, укрыв тонким, одеялом, обняв всю, защитив своими руками, и
твердо ответил: «Никто не будет умирать, любовь моя. Я вернусь, заберу тебя, и мы уже не
расстанемся».
Он вдруг подумал: «И так будет всегда? Если да, то, как же мне тебя благодарить,
Господи!».
Эухения потерлась щекой о его щеку и, улыбаясь, проговорила: «Я и не знала, что может
быть такое счастье, Дэниел».
В полутьме ее глаза были совсем большими и Дэниел, целуя ее, - долго, нежно, сказал: «Во-
первых, я приду завтра, а во-вторых, - когда мы обвенчаемся, я тебе обещаю – мы тут, - он
похлопал рукой по кровати, - неделю проведем, не меньше».
Эухения, накинув шаль, выпустила его на улицу, - тихо, озираясь, и, вернувшись в спальню,
легла ничком, вдыхая его запах. Она провела руками по своему телу, и, ощущая его тепло в
себе, натянув одеяло на плечи, заснула, - мгновенно и крепко.
Белла лежала, слушая ровное дыхание спящей соседки по келье, и вдруг сказала себе:
«Нет, донью Эухению нельзя вмешивать. Если мать-настоятельница узнает, что она мне
помогала – она ей откажет от урока, а донье Эухении деньги нужны, у нее отец всю свою
пенсию пропивает. Надо самой».
Девочка закрыла глаза и, улыбнувшись, перевернувшись на бок, сказала себе: «Молодец!
Во-первых, надо вызваться помыть полы в церкви – никто этого не любит, там работы много.
Взять с собой холщовый мешочек, хорошо, что я его заранее сшила, - и гвоздь, который я из
старой половицы вытащила. Серебро из ящика для пожертвований, – в мешочек, никто и не
заметит. Двери кельи на ночь не закрывают, а сестра обходит нас с проверкой всего два
раза. Вот, между этим, и выскользну, сделаю из одеял чучело, как будто я тут лежу.
Анхелика и не проснется.
Потом – взломаю дверь сарая, лестницу к стене приставлю, и все. Очень хорошо, -
похвалила она себя, и, потянувшись, достала из-под тонкого матраца медвежий клык.
«Четвертый год тебя перепрятываю, - нежно заметила Белла, поцеловав клык, - но ничего,
скоро надену, и уж тогда не сниму».
Она перекрестилась, прошептала свою обычную молитву, и озабоченно подумала:
«Интересно, мамочка и Масато-сан еще в Японии? Может быть, мне тогда лучше не к
бабушке, а к ним?». Но потом Белла сладко зевнула, и, вспомнив, как вкусно пахло от