О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта

Как и в Кибуе, в Кигали мы решили провести День одежды. На сей раз мы готовились без Билла – он уже улетел в Боснию. Ответственным и руководителем группы вообще был назначен Хосе Пабло. Эта роль более соответствовала его заслуженному (хотя и запоздалому) назначению на должность главного антрополога. Мы практически закончили свою работу. Среди прочего в куртке одного из убитых обнаружились водительские права, что позволило нам провести предварительную идентификацию. Теперь оставалось дождаться подтверждения со стороны родственников.

В рамках Дня одежды в Кигали мы проводили анализ крови. Если кто-то опознавал одежду и вещи и приходился умершему родственником по материнской линии, мы просили этого человека сдать кровь. Из крови выделяли митохондриальную ДНК и сравнивали ее с той, что была выделена из костей.

Одежду и вещи эксгумированных трупов мы решили разложить в старой палатке для вскрытий из Кибуе. В День одежды мы решили начать работать пораньше, однако в девять утра, когда мы прибыли на место, нас уже поджидали родственники и друзья погибших. Мы достаточно быстро разложили вещи, и я порадовалась, что рядом нет Билла, поскольку он опять бы смешал все карты своими «улучшениями». К половине одиннадцатого все было готово: вещи лежали на столах, рядом с ними стояли желтые таблички с номерами. День одежды начался.

Следующие полтора часа мы занимались только тем, что водили людей по рядам с одеждой. То и дело кто-то узнавал вещи своего брата, племянника, родителя, друга, коллеги… К обеду у нас были четыре предварительные, но достаточно перспективные идентификации, по возрасту все тела попадали в установленные анализом диапазоны. Тело с водительскими правами опознал по одежде брат убитого. На момент смерти погибшему было тридцать пять лет – наша оценка была «от тридцати до сорока».

Трое родственников еще одного пропавшего без вести мужчины вроде бы узнали его одежду, однако их терзали сомнения. Тогда мы попросили вспомнить, не было ли у этого человека каких-то особенностей – переломов, недостающих зубов, хромоты… Родственники ответили, что, да, у пропавшего был заметный скол на верхнем переднем зубе. Перед нами встала довольно сложная задача. Мы не хотели, чтобы потенциальные родственники видели черепа: это слишком тяжелое зрелище. Даже идея помещать череп за картонку с отверстием, в котором были бы видны зубы, показалась нам плохой. В результате решили, что покажем фрагменты снимков – это шокирует меньше. Мы показали родственникам снимки зубов четырех человек, в том числе того, чью одежду вроде бы опознали. Этот подход был куда гуманнее, чем в Кибуе, – я все не могла забыть племянницу священника, которая упала в обморок, увидев его череп. Родственники изучили снимки и единодушно указали на фото зубов того человека, которому принадлежала ранее опознанная одежда. Теперь мы знали, кто этот человек.

Дин брал пробы крови у родственников по материнской линии, а я раздавала пластыри и старалась как-то подбодрить пришедших. Вечером Хосе Пабло улетал в Боснию, так что транспортировка останков в офис коммуны ложилась на нас. Мы написали бургомистру и сообщили, что некоторые останки опознали родственники и кто-то может попросить забрать тело. На следующий день я получила письмо от Трибунала – оно было переведено с английского на французский одним из официальных переводчиков МТР, Франсуа. От себя Франсуа добавил, что восхищен нашей работой. Я чувствовала то же самое в отношении него, о чем и сказала: именно Франсуа приходилось выслушивать и переводить рассказы выживших и свидетелей. Мы вынесли останки из здания отеля, сложили в деревянные гробы и погрузили в трейлер, ухитрившись, правда, в процессе получить множество царапин от больших скоб, с помощью которых к каждому гробу крепились идентификационные таблички.

Бургомистр, господин Руганбаж, решил не проводить церемоний, и все же, сидя в офисе коммуны в компании трех следователей и переводчика, я чувствовала удовлетворение от проделанной работы. Это была единственная миссия, где я принимала участие в такой передаче останков. И я нашла утешение в этом ритуале. Единственное, что до сих пор причиняет мне боль, – это воспоминание о том, что женщина, искавшая сына, в День одежды в Кигали так и не нашла его одежду или вещи. И вот что еще саднит: в моем докладе о миссии в Кигали есть пометка Nota bene – «Не забыть»: та женщина сдала кровь для анализа ДНК. Каждый раз, когда я вижу эти два слова, моя печаль становится похожа на нить – длинную запутанную нить со множеством узелков, которые я никак не могу развязать.

Глава 9 Руанда, живая