О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта

Пока мы возились за гаражами, наш шеф логистики еще с Кибуе Джефф Бакнелл обустроил позади отеля «Амохоро» зону для антропологических исследований. Она представляла собой большую палатку, внутри которой были установлены столы и лампы. Но начало работ в палатке пришлось отложить из-за неожиданного визита на могилу за гаражами представителей местной коммуны. Они заявили, что, по их информации, мы отправляем тела в Арушу (город в Танзании, где находятся суды МТР), а также привезли из Кибуе нелегальных рабочих, которым префект Кибуе отдал приказ выбросить кости. Билл и Хосе Пабло провели для чиновников экскурсию по захоронению, желая заверить их в наших честных намерениях. В итоге они решили приехать на следующий день в «Амохоро» и посетить «больницу для мертвых», чтобы удостовериться, что наша лаборатория является достойным местом для костей.

На следующее утро перед самым приездом чиновников мы устроили в палатке уборку и расставили столы. Места внутри было много, так что свободно разместились и остеометрические доски, и измерители, и камеры, и компьютер. Среди визитеров был мужчина по имени Виатор, который ходил с тростью, а также женщина средних лет, разыскивавшая сына, пропавшего во время геноцида. Она сказала, что, по слухам, он похоронен на склоне холма. В «Амохоро» гостей встретил Билл собственной персоной, в своем обычном ураганном состоянии, но в чистом галстуке и в окружении сотрудников Трибунала. Мы в это время уже работали в палатке. Я помню, тот визит прошел очень тихо – был слышен только шепот наших гостей, осматривавших оборудование и изучавших обстановку. Они остались довольны условиями, в которых мы хранили кости, и договорились, что вернутся спустя несколько дней с более обстоятельным визитом.

Надо сказать, что времени на идентификацию обнаруженных скелетов у нас оставалось немного, поскольку Биллу и Хосе Пабло через неделю нужно было быть в Боснии. Мы следовали стандартным процедурам антропологического анализа для определения возраста, пола, роста и причин смерти, затем фотографировали весь скелет, делали детальные снимки отдельных костей для оценки возраста (в частности, лицевых поверхностей лобковых симфизов и концевых участков третьего и четвертого ребра в местах сочленения с грудиной). Также мы фотографировали все травмы и индивидуальные особенности, по которым останки могли опознать оставшиеся в живых члены семьи. В палатке царили угнетающая влажность и жара, и на меня волнами накатывала тошнота. Я думаю, что такие условия (в сочетании с некоторой сумятицей, которую Билл иногда вносил в наши рабочие планы) вызвали у меня перенапряжение, приведшее к вынужденным простоям.

Одним утром я исследовала очередной скелет. Исходя из анализа зубов, я предварительно оценила возраст погибшего как 10–13 лет и приступила уже к исследованию посткраниальных элементов – костей, что находятся ниже черепа. И тут ко мне подошел Дин. Он сказал, что, по его мнению, этому скелету 8–14 лет, поскольку некоторые посткраниальные элементы еще не заросли, то есть не оссифицировались, или не окостенели. Здесь мне нужно прояснить принципы определения возрастных диапазонов, и почему здесь разница в два года – это достойный обсуждения предмет. У детей больше индикаторов возраста, чем у взрослых. Помимо посткраниальных индикаторов важную играет роль то обстоятельство, что происходящее в детском возрасте формирование и прорезывание зубов обычно идет в определенной последовательности (за исключением третьих моляров, или зубов мудрости). По динамике формирования зубных коронок и корней выставляется возрастной диапазон, который для более взрослых скелетов может быть уточнен с помощью данных о состоянии сращений длинных костей, таза, кистей, стоп и даже пальцев рук и ног. Таким образом, если для взрослых, которым на вид больше тридцать пяти, судебные антропологи обычно используют пяти– или десятилетние оценочные диапазоны возраста, то для детей в общем случае можно брать более узкий диапазон. К примеру, можно проанализировать один индикатор и сделать вывод, что ребенку было не меньше пяти лет, а затем обработать еще три индикатора, которые укажут на возраст менее восьми лет. Имея эту информацию, можно уверенно сказать, что умершему было от пяти до восьми лет. Аналогично, если у трупа молодого взрослого мужчины обнаруживается незаросший грудинный эпифиз ключицы, можно утверждать, что погибшему было меньше двадцати пяти, а если еще и дистальные отделы бедренных костей не заросли, то диапазон сужается до 14–20 лет. Дальше предстоит провести еще более детальный анализ, цель которого – повысить шансы найти совпадение с данными пропавшего без вести человека. И здесь судебные антропологи должны помнить и учитывать различные вариации признаков, которые они наблюдали в случаях положительной идентификации трупа и установления его фактического возраста.