Прежде чем отправиться по номерам, мы отдохнули на лужайке, попивая прохладительные напитки. На сей раз в моем номере остановился Дэйв, Мелисса заняла номер Хосе Пабло, а я – номер Боба Киршнера. Мне очень хотелось заполучить этот номер – он был дальше всех от подъездной дороги, а значит, опасность, что какой-нибудь пылкий ганский миротворец решит посмотреть, как я моюсь, ниже. В целом убранство номера не изменилось, разве что в ванной комнате появилась бутылка из-под виски с озерной водой (для чистки зубов?). Пожалуй, самым приятным сюрпризом было встретить трех сотрудников отеля, помнивших нас с прошлого раза: они широко улыбнулись нам и поприветствовали на французском.
К полудню мы пришли к дому префекта, но не застали его там, а потому отправились к нему в офис. В приемной я заполнила «Форму для посетителя». Спустя некоторое время нас пригласили в огромный кабинет. Префект любезно усадил нас в массивные кресла, стоявшие в почтительном отдалении от его рабочего стола. Господин Кабера был в пиджаке и при галстуке, на носу красовались очки, а на руке – недешевые часы. Обстановка была пугающей и сюрреалистичной. Кабера начал по-французски рассказывать о стройке, которую недавно посетил. Осталось немного, сказал он, нужны только двери, окна и цемент. Да уж, самая малость, подумала я. Что вообще у этой страны есть?.. Затем префект позвонил господину Нкурунзизе, бургомистру, попросив того отвести нас в церковь и открыть двери ключом.
Когда мы добрались до церкви, господин Нкурунзиза велел проехать в церковный двор и остановиться у подножия лестницы – на том самом месте, где мы проводили День одежды. Внутри церковь выглядела очень чистой – ни намека на удушающий смрад разлагающихся тел. Возле одной из стен стояли две витрины: ящики из необработанного светлого дерева с крышками из стекла. Мы прошли к покоям священников – именно там мы оставили тела. Заложенные кирпичом окна выглядели неплохо, равно как и дверь, выкрашенная серебристой краской. Нкурунзиза отпер дверь. Внутри все было так, как мы оставили, разве что возле тел лежал венок Мадлен Олбрайт и несколько небольших букетов.
Трупного запаха почти не было. Мы нашли два мешка с надписью «Для экспозиции» и тело ребенка, которое мы эксгумировали из могилы на холме. Все останки лежали в анатомическом положении, как мы их и оставили. Мы вынесли из комнаты два мешка, чтобы проверить состояние их содержимого, а Мелисса тем временем задрапировала черным бархатом деревянные витрины. И тут Нкурунзиза заявил, что, после того как мы закончим, нужно будет опять занести ящики в складское помещение, поскольку церковь не запирается. К такому нас жизнь не готовила. Мы были уверены, что экспозиция должна быть там, где все люди будут иметь к ней свободный доступ. Я предложила установить на витрины замки, но бургомистр ответил, что вандалы попросту разобьют стеклянные крышки. Резонно. Мы попробовали убрать витрины в складское помещение, но те не влезали. В итоге мы вернули кости в хранилище и решили на следующее утро обсудить с префектом варианты решения проблемы.
Когда мы вышли из здания, Дэйв сделал два моментальных снимка церкви на поляроид: один для бургомистра (чему тот, кажется, очень обрадовался) и один для Билла – в качестве фотоотчета. Еще одна фотография запечатлела момент, когда появилась Концесса – она помогала со стиркой во время миссии в Кибуе. Она была искренне удивлена, увидев нас снова. Мы отправились в офис Нкурунзизы, сопровождаемые взглядами, кажется, всего городка. Я слышала, как поют заключенные в тюрьме – они пели те же песни, что и во время нашей миссии. Несколько дней спустя мы вновь приехали в церковь – на сей раз осмотреть могилу. Она сильно заросла – какими-то безумными фиолетовыми сорняками и белыми цветами, – а на дне стояла вода. Мы сфотографировали эту лужу для Билла, чтобы он мог организовать откачку воды. Также я осмотрела обитель монахинь: здесь сорняки были прополоты, некоторые двери заменены, и только лишь стены и потолок хранили кровавые отпечатки – воспоминания о страшной бойне.
Если честно, мне было радостно видеть, что наше пребывание не оставило каких-то явных следов – вот разве что разрытая могила, пара завалившихся под деревья наколенников и полицейская лента, которую удачно приспособили для разметки клумб за церковью и возле гостевого дома.
А вот визит катера Патриотической армии Руанды вызвал у меня совсем иные чувства. Катер подошел к берегу как раз во время ужина. Я замерла, но быстро пришла в себя и продолжила есть шашлычки-брошетты. К счастью, ночью я спала хорошо – образы из прошлого меня не тревожили.